Фото Reuters
Согласно опросу ВЦИОМа, 73% россиян готовы поддержать Владимира Путина на президентских выборах в 2018 году, если он решит в четвертый раз выставлять свою кандидатуру. В апреле текущего года эта доля составляла 62%. По сравнению с 2013 годом она выросла на 22%, по сравнению с 2012-м – на 33%. Вместе с тем 54% не верят в то, что у Путина уже есть или в ближайшее время может появиться политический конкурент.
Два года назад казалось, что время зашкаливающих рейтингов Путина позади, что власть приняла новые правила игры, согласилась с тем, что победа с нормальными для открытых демократических выборов показателями и даже победа во втором туре никоим образом не уменьшает легитимность избранного политика. Крым и «русская весна» в Украине показали, что это не так. Страна вернулась к безальтернативности одного, главного политика.
Цели, с которой правящая элита накручивает свой рейтинг, могут быть разными. Это полностью зависит от того, о какой именно элите идет речь, в каком обществе она действует, как она видит свою миссию и считает ли, что такая миссия у нее есть в принципе. Популярный политик в посттоталитарном обществе (а российское общество во многом таким и остается) может пользоваться привычкой социума к безальтернативности для долговременного сосредоточения власти в собственных руках. А может, напротив, использовать высокий рейтинг как мандат на содержательные изменения в обществе. Другими словами, власть либо удерживается (ради нее самой), либо используется практически.
Российское общество и государство нуждаются в содержательных трансформациях. Прежде всего они должны затронуть сферу институтов. И в первую очередь – политической конкурентности и реальной независимости судебной власти. Сейчас эти институты в России крайне слабы. Безальтернативно популярный политик может использовать свой суперрейтинг для их укрепления. В либеральном сегменте российского общества немало тех, кто ждал и даже продолжает ждать этого от Путина. Однако нынешняя политическая практика правящей элиты дает все меньше поводов рассчитывать на то, что в обозримом будущем накручиваемый рейтинг власти будет использован в целях реформ общественно-государственной системы.
О Владимире Путине можно с уверенностью сказать, что он не становится моложе. Это не президент на грядущие десятилетия. В этой ситуации централизация власти, превращение (вновь!) Путина в единственный работающий институт грозит России будущим шоком и ступором, когда нынешний лидер будет вынужден так или иначе отойти от дел.
Больше половины граждан не просто не видят Путину альтернативы – они и не ждут ее в обозримом будущем. Это означает, что власти удалось в значительной мере законсервировать общественное сознание. Серьезный и, более того, увеличивающийся сегмент общества воспринимает выдвижение политических альтернатив как прерогативу самой власти. Две конкурирующие партии, вторая политическая фигура, равная Путину, – все это должно быть инициативой правящей элиты или хотя бы совершаться с ее одобрения.
Из опроса ВЦИОМа понятно, что Путин на данный момент вне конкуренции. Но социологи ничего не говорят нам о том, существует ли запрос на альтернативу. Другими словами: россияне, признавая, что соперников у Путина нет, считают это неправильным? В этом случае можно говорить о том, что в самом социуме присутствует трансформационный потенциал, по тем или иным причинам деактивированный. Или же россияне счастливы, а само наличие политических альтернатив действующей власти считают каким-то фундаментальным и невыносимым потрясением? Если так, то перспективы у российской демократии довольно мрачные – вне зависимости от ее практической пользы.
Геннадий Петров 
Дарья Гармоненко