Фото Reuters
Под разговоры о модернизации Россия стремительно отстает в технологическом развитии. Об этом, в частности, говорит структура отечественного экспорта, в котором доля машин и оборудования уверенно стремится к нулю. За десятилетие относительного благополучия этот показатель упал более чем вдвое и составляет сегодня немногим больше 4%. Между тем еще в 2000 году на долю машин, оборудования и транспортных средств приходилось почти 9% всего российского экспорта. А в середине 90-х – даже более 10%. Напомним, что сюда же попадает весь военно-технический экспорт, которым мы так привыкли гордиться. Но выходит, что на самом деле его значение для макроэкономической ситуации становится еле заметным.
Если доля технологического экспорта сокращается, то экспорт сырья – напротив – быстро увеличивается. 20 лет назад на долю минеральных продуктов приходилось около 43% российского экспорта. А в 2011 году – более 70% (это последние опубликованные данные Росстата на основе сводной таможенной статистики).
Признавать тенденцию технологической деградации, конечно, неприятно. Тем более что она противоречит официальным лозунгам о высокотехнологичных производствах, модернизации и инновациях. Но и спорить с официальной статистикой бессмысленно.
«Нам необходимо кардинально и в достаточно сжатые сроки изменить структуру экспорта. Мы ставим цель ежегодно увеличивать российский экспорт неэнергетических товаров не менее чем на 6%», – говорил президент Владимир Путин в мае этого года на Петербургском экономическом форуме. Но «неэнергетические товары» – это совсем не обязательно современные технологии, машины и оборудование. Пушнина, древесина, металлические полуфабрикаты – это тоже «неэнергетические товары». Поэтому сформулированный президентом ориентир вовсе не означает перелома многолетней тенденции технологического отставания и сокращения доли технологического экспорта.
Стимулировать неэнергетический экспорт России необходимо – спора нет. Но нужно отдавать себе отчет, что от роста неэнергетического экспорта до технологического экспорта очень далеко.
Структура экспорта «действительно нуждается в серьезной модернизации, в том числе из-за значительных изменений на традиционных для нас сырьевых и энергетических рынках», объявил премьер Дмитрий Медведев на заседании правительства в феврале этого года. «Речь идет об увеличении доли высокотехнологичной продукции, наукоемкой продукции, развитии в целом новых сегментов и, конечно, о формировании системы стимулирования и поддержки внешнеэкономической деятельности», – говорил премьер.
Однако увеличить экспорт высокотехнологичной продукции по приказу начальства невозможно. Это долгий путь интеграции с ведущими западными компаниями, которые обладают современными технологиями и стандартами. По крайней мере именно об этом говорит опыт Китая. И наш собственный опыт организации несырьевого экспорта подтверждает важность интеграции с западными компаниями. Так, например, производство и экспорт самолета «Суперджет» (SSJ-100) стали возможны только благодаря тесной кооперации с иностранными компаниями. Другой пример: крупнейший в России экспортер готовых потребительских товаров – шинный завод во Всеволожске – был полностью спроектирован и построен иностранцами. Надежды же на появление чисто российских компаний, способных увеличить экспорт несырьевых товаров, – за редкими исключениями – утопичны. Не менее утопичным может оказаться и расчет на новых азиатских партнеров, для которых первым приоритетом остается загрузка собственной рабочей силы и собственный экспорт.
В новых же экономических условиях – когда США взяли курс на экономическое и технологическое сдерживание России – стимулирование несырьевого экспорта становится еще более трудной задачей.