Замена власти вместо исправления системы

политика, выборы Фото Reuters

Владимир Путин, выступая на инаугурации мэра Москвы Сергея Собянина, заявил, что протестное голосование в столице связано с «чванством чиновников», со «стенами, через которые люди не могут пробиться», с бюрократическим произволом. Конечно, эти факторы влияют на недовольство граждан властью. Однако в структуре российского протестного голосования они скорее выполняют функцию дополнительных мотивов, чем образуют фундамент. Из выступления президента не следует, что власть правильно эту структуру понимает.
За последние два года недовольство граждан перешло на новый уровень. Сама власть сыграла не последнюю роль в этом процессе. До определенного момента протест мог носить компромиссный, корректирующий характер. Разговор о чванстве чиновников и неподвижности самой бюрократической системы – это разговор о том, можно ли изменить систему так, чтобы она устраивала недовольных, но при этом ее базовые принципы и правящая элита, осуществляющая в ней власть, не менялись. Еще в декабре 2011 года или в феврале 2012 года такой диалог был вполне возможен, несмотря на некоторое опьянение первыми успехами протеста.
После избрания Владимира Путина на третий президентский срок постепенно становилось ясно, что власть будет делать ставку на политическую конфронтацию с протестующими, а не на их интеграцию в систему. Если страна и дождалась Путина 2.0, то от Путина 1.0 он скорее отличался большим консерватизмом, нежели стремлением к либерализации системы. Это естественным образом привело к радикализации протеста. Недовольные уже не рассчитывали на разговор о деталях, которые можно исправить, они начали настаивать на окончательной и принципиальной реорганизации всей системы, включая полную замену правящей элиты. С этой идеей, в частности, шел на московские выборы Алексей Навальный.
Все частности, включая бюрократическую волокиту или рост тарифов ЖКХ, с тех пор стали восприниматься как неизбежные порождения порочной системы. Главным мотивом протестующих стало желание «жить принципиально иначе». Четкого видения новой, лучшей системы у недовольных нет, есть лишь понимание, что нынешняя система их полностью не устраивает.
Многие москвичи голосовали за Алексея Навального не потому, что разделяют все (или даже многие) его взгляды, а потому, что хотели обозначить протестный потенциал, с которым власть должна считаться. Но если раньше «считаться» означало учитывать пожелания и проводить в соответствии с ними частичные реформы, то теперь протестующие добиваются возможности менять власть целиком, свободно выбирать политическую альтернативу и отвечать за свой выбор.
Полагать, что протестующие по-прежнему делают заявку на интеграцию в систему, означает заниматься самообманом, не поспевать за процессом. Возможно, в плену самообмана находятся и недовольные, полагающие, что в рамках подлинно конкурентной политической среды они скоро победят и добьются смены власти. Тем не менее главный мотив их протеста именно таков: перемены не через диалог с действующей властью, а посредством альтернативной власти, легитимной, избранной в конкурентных условиях.
Правящая элита может в сложившейся ситуации решиться на несколько прогрессивных шагов. Во-первых, она могла бы наконец признать за протестующими право считаться субъектом политики и носителем собственного полноценного видения системы. Во-вторых, власть могла бы окончательно позиционировать саму себя как участницу конкурентной борьбы между различными видениями развития страны. В-третьих, позицию власти стоило бы в данных условиях сформулировать таким образом, чтобы она не вбирала в себя все хорошее, а напротив, содержала точки принципиального несогласия и конфликта с тем, что предлагает оппозиция. Решившись на это, власть продемонстрировала бы понимание природы и характера протеста.

Комментарии для элемента не найдены.