Фото Reuters
Разговоры о гуманизации системы российского правосудия ведутся давно. Однако в каждом законопроекте, связанном с определением наказания за преступления, появляются новые варианты ужесточения ответственности за все подряд. Сроком предлагают наказывать клеветников, рьяных болельщиков, нарушителей авторских прав, нелегальных мигрантов, а уж пропагандистов гомосексуализма и подавно. По тону и сути подобных заявлений можно понять, что для депутатов и чиновников тюрьма – главное средство воздействия на народ, и средство это карательное, а вовсе не исправительное.
По идее за нарушение закона государство наказывает граждан не самой тюрьмой как видом пытки – со скудным питанием, побоями и издевательствами. Тюрьма – способ влияния на нарушителя путем изоляции от нормальной, привычной ему жизни (если он не опасен другим) или ограждение общества от преступника (если он представляет для окружающих угрозу). Даже в российском УК целью наказания названо исправление осужденных и предотвращение совершения ими новых преступлений.
Но в стране, где мало семей, в которых в XX веке хоть кто-то из родственников не побывал за колючей проволокой, сформировано сознание, при котором отсидка воспринимается как временное зло, подобное удару кнута. Нарушитель вытерпел и продолжил жить по-прежнему, и это не значит, что он прекратил нарушать закон и вынес из тюрьмы что-то, кроме лексикона, болезней и «понятий».
Предлагаемые законодателями отправки на отсидку части населения – это не только возможное увеличение нагрузки на налогоплательщиков, но и дальнейшее формирование криминального сознания граждан. В тюрьме многие узнают, что отсидеть пять лет и не работать – нормально, воровство или подворовывание – обычное явление, а на оскорбление лучше отвечать ударом ножа или выстрелом из травмата. Бывшие зэки говорят: «Тюрьма не место исправления, а школа новых преступлений». В этой школе у россиян, впервые попавших за решетку (а таких почти 40%), обучение идет c погружением в среду, в 3D-формате. С одной стороны – преступники, с другой – сотрудники ФСИН, и все это в антураже российских тюрем. А ведь власти важно, чтобы уголовники были лишь маргинальной прослойкой, к которой рядовому гражданину стыдно себя относить.
Инициативы ужесточителей могли бы исправлять справедливые суды, но статистика оправдательных приговоров оставляет россиянам мало шансов избежать тюрьмы. Не менее репрессивна и система исполнения наказаний. Обязанность государства – защищать граждан, и никто не спорит с тем, что опасные личности должны быть изолированы ФСИН. Но ни бессмысленное коротание лет в колонии, ни малооплачиваемый и опасный для здоровья труд не способены исправить человека.
Как в РФ воспринимают уголовно-исправительную систему, как доверяют ее сотрудникам, можно понять по реакции общества на события в колонии в Челябинской области. Обыватели предпочитают верить не пресс-релизам администрации, а рассказам о грузовиках, якобы вывозящих тела погибших зэков. Это не случайно. Слухи об избиениях, кадры с зэками на крышах для тех, кто уже сталкивался с буднями ФСИН, дают информации больше, чем сообщение на сайте ведомства о том, что за два дня до бунта в колонии открылся 3D-кинотеатр для заключенных. Но им, видимо, хватает имеющейся 3D-школы.
По опыту российского законотворчества можно сказать, что ни копейская история, ни знание статистики не остановят депутатов от новых ужесточающих предложений. Например, отправлять в тюрьму распространителей включенных в Реестр запрещенных сайтов ссылок. Можно лишь надеяться, что каждый, кто предлагает установить тюремное наказание за какое-то правонарушение, немного подумает, не выйдет ли посаженный из-за его идеи человек из тюрьмы более опасным, чем до зоны, и о том, как лучше наказать его без отправки в школу будущих преступлений.
Дарья Гармоненко 
Иван Родин 
