Фото с сайта Совета при президенте РФ
Президентский Совет по правам человека (СПЧ) один за другим покидают его члены: Людмила Алексеева, Валентин Гефтер, Борис Пустынцев, Игорь Юргенс. Они недовольны вмешательством администрации президента в дела совета, и в частности навязанным СПЧ алгоритмом набора новых членов путем голосования на сайте. Если компромиссный механизм не будет разработан в ближайшее время, нынешняя структура может распасться, а ей на смену придет нечто персонально и концептуально новое.
Пользующийся определенной автономией совет, в общем, отвечает интересам власти, если рассматривать политику как сложную игру уступок и компромиссов. Некоторые шаги, на которые власть идет нехотя в силу убеждений, принципов или логики политической борьбы (как она ее понимает), подчас тем не менее являются целесообразными. Российская правящая элита не любит позиционировать свои решения как принятые под давлением общественности. Такая структура, как СПЧ, опосредует и институализирует это давление, превращает любое положительное решение в результат консультаций, инициированных самой властью. Другими словами, правящая элита может в определенный момент наступить на горло собственной песне без ощущения имиджевой потери.
Власть в России относится к правозащитникам с подозрением, а правозащитные организации часто рассматривает не как общественный институт, а как участников политической борьбы, конфликта, оппонентов «режима», «пятой колонны», «агентов влияния». Вместе с тем в системе формальной демократии присутствие в президентском совете именно таких, независимых правозащитников так же необходимо, как и наличие партий, оспаривающих право на управление страной (пусть и без реальных шансов на победу), а также прессы, критикующей власть. Это важный имиджевый баланс: чем выше и чем нагляднее допускаемый уровень автономии конкурирующих, оппонирующих, корректирующих, консультативных структур, тем выше уровень легитимности правящей элиты и принимаемых ею решений.
Некоторые члены СПЧ утверждают, что с прежней кремлевской администрацией им работалось легче, чем с нынешней. Разница в подходах действительно заметна. На смену относительно гибкой формальной демократии, признающей частичную автономию общественных институтов, равно как и важность имиджа власти, все чаще приходит принцип, который можно назвать инструментальным минимализмом. Это ставка на предельное упрощение принятия решений, минимизацию любой консультативности. По большому счету это силовой подход, эксплуатирующий слабость оппонентов и структур гражданского общества, вытесняющий их из игры.
Инструментальный подход частично применялся и прежде – например, в случае с профсоюзами, роль которых в современном российском обществе незначительна. По данным последнего исследования ВЦИОМа, уровень доверия к профсоюзам – 1,80 (по пятибалльной шкале).
Снижение уровня автономии СПЧ не приведет к снижению доверия к правозащитным организациям как таковым (примечательно, что в опросе ВЦИОМа о доверии к общественным институтам они не фигурируют вовсе). Вместе с тем возможны другие, в общем, негативные для политической системы сценарии, а именно: дополнительная политизация правозащитного движения, заметное сокращение поля для диалога власти и критически настроенного, либерального электората, неготовность последнего идти на компромиссы с режимом. Власть также теряет запас гибкости и маневренности, который, быть может, кажется не очень актуальным сейчас, когда политические оппоненты ослаблены, а цены на нефть высоки, однако является важнейшим стратегическим ресурсом – на случай, если ситуация изменится.
Анастасия Башкатова 
