Фото Reuters
Социологами неоднократно отмечалась «седлообразная» структура российского общества – слабость и немногочисленность социальных объединений, заполняющих нишу между семьей и государством. Это связано с избыточным присутствием государства, конфликтностью, низкой предприимчивостью, неподготовленностью к добровольному сотрудничеству. Напротив, развитые страны Запада отличает способность стихийно создавать прочные объединения именно «среднего звена» – такие как коммерческие компании и политические партии.
Такое положение дел обусловлено характером российской власти. Государство постоянно сканирует российское общество в поиске независимых экономических или политических сил. Как только обнаруживается такая стихийно складывающаяся сила, она немедленно «нейтрализуется» – либо подминается государством, либо разрушается с помощью политтехнологий, умасливания и/или административного давления.
Это приводит к падению уровня доверия в обществе ко всем вообще институтам и объединениям, что оборачивается ростом скрытых издержек. Это равнозначно тому, как если бы все трансакции в обществе облагались дополнительной пошлиной, которую обществам с высоким уровнем доверия платить не приходится.
Если в России всякая независимая общественная сила воспринимается в качестве потенциального врага, то на Западе, как правило, – в качестве потенциального партнера. С чем связана такая асимметрия? По-видимому, главная причина – это исторический и хронический дефицит легитимности российской власти. Поэтому всякая спонтанно возникающая сила воспринимается как потенциально более легитимная и оттого опасная для государства.
Дефицит легитимности порождается спецификой российской демократии. Она практически исключает передачу власти оппонентам. С 1917 года высшая власть, как правило, передается в результате закулисных соглашений или волевого форсажа. В России демократия рассматривается как инструмент, позволяющий гарантированно получить некоторый заведомо устраивающий элиту результат. Тогда как, согласно известной формулировке, демократия есть определенность процедуры при неопределенности результата.
В современном мире всеобщие, свободные, равные и конкурентные выборы являются единственной долговременной основой легитимности. Все другие источники легитимности – харизма, социально ориентированная политика, внешняя угроза и т.д. – рано или поздно истощаются, порождая кризис легитимности.
Честные выборы подразумевают не только отсутствие фальсификаций, но и равный доступ к средствам массовой информации, запрет на использование административного ресурса и т.д. Это повышает риск проигрыша для действующей власти, зато обеспечивает высокую легитимность даже при победе с минимальным перевесом (например, по формуле «50% + 1 голос»).
С одной стороны, у легитимных режимов есть кредит доверия, который позволяет пережить даже серьезные политические и экономические ошибки, а провал искупается поражением на выборах и передачей власти оппонентам. Но это поражение не является драматическим, поскольку у проигравшей стороны остается возможность вернуться к власти в ходе следующего цикла выборов.
С другой стороны, если выборы не соответствуют мировому стандарту всеобщих, свободных, равных и конкурентных выборов, то никакой сколь угодно высокий результат не гарантирует долговременной легитимности избранной власти. Рано или поздно такой режим демонстрирует свою хрупкость и уязвимость перед колебаниями внешней конъюнктуры и внутренними социальными вызовами, как доказывают цветные революции и арабская весна.
Не исключено, что дефицит легитимности российской власти продлится до первого цикла выборов, максимально приближенных к мировому демократическому стандарту.