Выступая на форуме в Ярославле, президент России Дмитрий Медведев говорил о том, что обеспечение порядка и законности в России не должно становиться поводом для дискриминации меньшинства или большинства по национальному признаку. По словам президента, каждый гражданин имеет право жить там, где он хочет. Одновременно Медведев негативно оценил ситуацию в Европе, где «партии полуфашистского толка» становятся фактором общественной жизни и пробиваются в парламенты.
Многие согласятся с российским президентом в том, что национализм – это зло. Вместе с тем характер и масштаб проблемы в России – как, впрочем, и в Европе – таковы, что думать приходится не о том, как искоренить зло, а о том, как минимизировать его деструктивный эффект.
В мобильном, динамичном, этнически и культурно неоднородном обществе любые существенные диспропорции в распределении благ или ресурсов будут интерпретироваться в категориях «свой» и «чужой». Это примитивная интерпретация, тем не менее она существует, и задачей власти, объявляющей национализм злом, является сокращение его социальной базы.
За решение этой задачи российская власть не бралась всерьез ни в восьмилетку Путина, ни в годы президентства Медведева. Все явления, укрепляющие социальную базу национализма, а именно нелегальная миграция, неконтролируемость региональных дотаций, слабая культурная интеграция иммигрантов, коррупция, сохранялись. Энергия государства тратилась на борьбу с «прибалтийскими фашистами». Слова о том, что Россия – традиционно многонациональное государство, превратились в мантру. Национальная проблема замалчивалась, сообщения СМИ о развитии праворадикального подполья игнорировались. По сути, национализм получил шанс взять столько умов, сколько он сумеет унести.
Российская власть не обладает авторитетом «совести нации». Если слова президента о том, что национализм недемократичен и недопустим, не сопровождаются разумной, открытой и, главное, эффективной экономической, социальной, миграционной политикой, то они в лучшем случае пропускаются мимо ушей, а в худшем воспринимаются как апология несправедливости.
В этой ситуации создание, функционирование и прохождение в парламент легальной националистической партии является «меньшим злом». Такая партия позволяет канализировать протестные ксенофобские настроения и придать им политическое измерение, то есть вписать их в контекст системной игры, правила которой разделяются всеми. Одновременно политическая легализация национализма позволит маргинализировать экстремистов.
Перспектива власти националистов, пусть частичной, минимальной, способствует сплочению тех, кто, как и президент Медведев, считает ксенофобию злом. Это хороший способ объединить единомышленников общим делом и укрепить ценности многонационального общества, если президент считает их важными. Опасность, проистекающая от аморфного национализма без конкретного политического лица, столь же аморфна.
Аморфность национализма, потенциально взрывоопасная, создает у власти иллюзию, что проблему можно решить, если о ней не говорить. Когда националисты начинают играть с легальными политиками на одном поле, иллюзий уже не остается. Появляется стимул лишить националистов электоральных перспектив, а значит – подорвать доверие к их идеям, продемонстрировать их несостоятельность, переубедить избирателя конкретными шагами, реформами. До сих пор такого стимула у российской власти не было.
Не стоит бояться русского Ле Пена. В сложившихся обстоятельствах русский Ле Пен может стать профилактикой русского националистического бунта, беспощадного, пусть и осмысленного.