За год до президентских выборов в России традиционно складываются две конкурирующие партии, каждая из которых предлагает обществу свою альтернативу развития. Движение к цивилизованной политической конкуренции Россия начала после крушения коммунизма и ликвидации шестой статьи Конституции, которая фиксировала исключительность Компартии – единственной руководящей и направляющей силы общества. Начиная с 1991 года в стране прошли три президентских кампании, в ходе которых на суд общества предлагались вполне определенные альтернативы. Однако с наступлением эпохи вертикали предвыборная борьба вдруг стала каким-то стыдным и неприличным делом. Потенциальные кандидаты в президенты теперь предпочитают морочить голову электорату, до последней минуты жеманно скрывая свои намерения, планы и программы.
Необходимость такой извращенной предвыборной процедуры мотивируется якобы заботой о чиновниках: дескать, лучше не ставить их в сложную ситуацию выбора и не вносить сумятицу в стройную вертикаль бюрократии. Но чиновники не идиоты. Как и все остальные граждане, они понимают, что у президентского срока есть не только начало, но и конец. И поэтому вместе с остальными гражданами примерно за год до выборов бюрократия задумывается о новом президенте и его новой политике. Да не просто задумывается. «Аппараты двух высших чиновников России ведут борьбу отнюдь не за наши гражданские интересы, а друг против друга», – рассказывает в своем блоге хорошо информированный брат президентского помощника. Так что позитивный эффект от подготовки к выборам «по-русски» – по крайней мере в части предотвращения брожения в бюрократии – довольно сомнителен.
В то же время негативные последствия извращенной предвыборной кампании налицо – ни общество, ни политический класс не могут креативно влиять на курс страны или хотя бы сравнивать альтернативные программы. Тем самым новый президент фактически лишается общественной поддержки и попадает в зависимость от закулисных коалиций и тайных договоренностей. Отчуждение общества от политики имеет и прямое экономическое измерение – снижение предпринимательской активности, бегство инвесторов, уклонение от налогов. А поскольку люди не бараны и влиять на курс страны при очевидных проблемах хочется, то это влияние может приобретать стихийный, неуправляемый, деструктивный характер.
Нынешняя приверженность византийской технологии выборов в России выглядит диковато не только по сравнению с развитыми странами, но и на фоне недавней отечественной истории. В 1991 году Россия не развалилась на части из-за предвыборной борьбы Бориса Ельцина и Николая Рыжкова. Не уничтожили страну и предвыборные кампании 1996 и 2000 годов, которые все еще имели признаки открытой политической конкуренции. Вспомним, например, как кандидат в президенты Геннадий Зюганов ездил накануне выборов на смотрины в швейцарский Давос, где иностранные инвесторы довольно спокойно восприняли перспективу смены власти и политического курса в России.
В свое время в СССР считались недопустимыми свобода слова или неподцензурная пресса. Сейчас эти страхи геронтократов из ЦК КПСС кажутся не только смешными, но и контрпродуктивными. Ведь избыточный контроль создавал в Советском Союзе слишком жесткую конструкцию, которая рухнула при первых попытках модернизации. Нынешняя технология управления выборами, казалось бы, повышает устойчивость власти. Но на самом деле управляемая демократия мешает создавать нормальную систему политических институтов, которая могла бы работать без ежедневного ручного вмешательства. А отсутствие институтов ведет к неэффективности и расцвету коррупции, которые напрямую угрожают стабильности.
Георгий Соловьев 
