Идеи для внутреннего потребления

Российские медиа слегка озадачены: почему в опубликованном журналом Foreign Policy списке ста людей, чьи идеи изменили мир в 2009 году, нет ни одного россиянина? Редакция журнала объяснила это просто: «Россия сегодня не является ведущим поставщиком идей, которые мир хочет услышать. Современных Сахаровых или Солженицыных не существует».

Понятно, что рейтинг Foreign Policy субъективен. В целом он отражает американский и шире – западный взгляд на то, что важно для современного мира, а что нет. Тем не менее попадание в подобные списки престижно. Россия же сегодня не выполняет сразу несколько условий, которые сделали бы такое попадание возможным.

Одно из таких условий – глобальное мышление. Ученые, экономисты, политологи, общественные деятели начинают выдвигать значимые глобальные идеи, если страна активно встроена в «мировой порядок». Россия, в свою очередь, переживает этап дистанцирования от этого порядка, его пусть не радикальной, но постоянной критики, поиска некоего «собственного пути», несколько сумбурного самоопределения.

В такой атмосфере могут рождаться лишь идеи для внутреннего пользования вроде «суверенной демократии», неспособные заинтересовать ни Запад, ни даже тех, кто так же, как и Россия, активно самоопределяется в рамках глобального мира. Все российские идеи – это либо ответ на вопрос «Как нам обустроить Россию?», либо попытка обосновать тезис, что Россия уже обустроена «лучше некоторых». Российским умам в 2009 году не довелось родить ничего «глобального» ни по проблеме кризиса, ни по проблеме климата, ни по проблеме мира во всем мире. Даже идея «новой резервной валюты», по версии Foreign Policy, принадлежит китайскому банкиру Чжоу Сяочуаню.

Россия не задействована в значимых (в чем-то даже символических) международных конфликтах вроде афганской или иракской кампании. Поэтому в списке Foreign Policy есть генерал Дэвид Петреус и нет российских военных стратегов.

Не менее важное условие – медийность. В прошлые годы все тот же Foreign Policy публиковал списки 100 ведущих интеллектуалов, в которых оказывались Ноам Хомский, Умберто Эко, Юрген Хабермас, Сэмюэл Хантингтон, Фрэнсис Фукуяма, Пол Кругман и т.д. Случалось попасть в рейтинги и россиянам: например, Егору Гайдару, а также Лилии Шевцовой или Гарри Каспарову, чьи имена знакомы читателям западных газет и журналов. Однако это была российская капля в грандиозном интеллектуальном море.

В России, пожалуй, есть мозги, способные предложить миру кое-что интересное. Но эти мозги необходимо раскручивать. Ситуация в российских медиа не предоставляет такой возможности. Мысль интеллектуала либо выхолащивается государственными СМИ (и в глазах Запада дискредитируется), либо уходит в «нишевые», а то и просто маргинальные издания, которыми нужно систематически интересоваться. То, что лежит на поверхности, на Западе не интересно. Впрочем, и на Востоке тоже.

Можно задаться вопросом: почему в нынешнем рейтинге Foreign Policy нет того же Каспарова? Ведь на третьем месте в списке – «мозг» иранской «Зеленой революции» Захра Ранавард. Ответ прост. Иран воспринимается как угроза мировому порядку. Иран вызывает глобальное беспокойство. Именно поэтому иранская оппозиция обретает глобальный статус. Точно такой же статус обретали мыслящие советские диссиденты вроде Солженицына или Сахарова.

Современную Россию, при всех оговорках, при всей обеспокоенности соблюдением прав человека, на Западе не воспринимают как глобальную угрозу. Россия – партнер, пусть порой и строптивый. Отношения с Россией – это в первую очередь прагматика покупки ресурсов. Российская оппозиция не «глобальна». Она не меняет мир. Она отвечает все на тот же вопрос «Как нам обустроить Россию?», причем Запад не видит в ее ответах ничего оригинального.