Как будто все хорошенько обдумав за время длинных в России новогодних каникул, президент РФ Дмитрий Медведев во время первой же рабочей поездки на завод «Салют» 11 января заявил: «Наша главная задача – сохранение производств, а не реформа». Фраза, если вдуматься, более чем знаковая. По существу, она отмечает начало принципиально новой ситуации, в которой Российская Федерация после упразднения СССР еще не оказывалась.
Во-первых, что самое очевидное, этими словами президент фактически признал: на фоне глобального финансово-экономического кризиса никакого промышленного развития в стране нет и в среднесрочной перспективе не предвидится. Мало того, нам и сохранять-то мало чего осталось. Если согласиться, что инновационный тип развития характеризуется прежде всего высокоразвитым машиностроением, ядро которого – наукоемкие отрасли, то становится очевидным, что у России этого ядра практически нет.
В начале 1990-х еще было что спасать и реформировать. Не случайно именно тогда была создана система государственных научных центров (ГНЦ) – около 50. В октябре 1997 года в интервью для «НГ» заместитель председателя правительства РФ Владимир Булгак подчеркивал: «Реформы у нас начались не месяц-два назад, а значительно ранее. Понятно, что они не могли не затронуть, даже без специальных решений, и научно-техническую сферу. Не может быть, чтобы в экономике, в обществе шли реформы, а в науке никаких изменений не происходило».
Теперь президент РФ всем этим разговорам положил конец – никаких реформ в экономике, сохранить хотя бы то, что еще функционирует. Известный отечественный философ и методолог Георгий Щедровицкий очень точно подметил в свое время: «┘управлять можно только развитием, а управление функционированием есть бессмыслица».
Отсюда – второй важный вывод: Россия в очередной раз в своей истории (и не только современной или советской, но в своей истории вообще) отказывается от инновационного типа развития и возвращается к хорошо обкатанному мобилизационному.
Впрочем, сегодня это даже не мобилизационный, а квазимобилизационный тип. Ведь очевидно, что в деле вытягивания страны из экономической черной дыры правительство могло бы рассчитывать всерьез только на то, что экономически активное население кредитует государство своим трудом и, как следствие, потребительской активностью. Но большинство «антикризисных» решений правительства: поднятие ставок рефинансирования до 13%, повышение ввозных пошлин на иномарки, фактическое свертывание программ ипотечного кредитования и проч., и проч. – никакого доверия к исполнительной власти, к власти вообще породить не могут.
Один из главных признаков мобилизационного типа развития – главенствующая роль государства, в том числе и в насаждении (внедрении) инноваций. Именно это мы и наблюдаем сейчас. (Госкорпорация «Роснано» – тому ярчайший пример.) Почему у нас не видно дна в провале фондового рынка? Потому что этих самых основных фондов в стране практически нет. А ведь только и именно они, высокотехнологичные современные основные фонды, и могут создавать рынок ценных бумаг.
Именно поэтому, несмотря на гигантскую закачку денег в банковский сектор, в России катастрофически продолжает падать промышленное производство. Так, по данным Росстата, только в ноябре 2008 года производство кокса и готового проката черных металлов, а также некоторых видов машино- и станкостроения сократилось более чем на 30%.
На таком фоне иногда оказываются особенно показательными исторические аналогии. В 1932 году около половины всего мирового экспорта машин и оборудования направлялось в СССР. В 1931 году в Советском Союзе было 16 станкостроительных заводов, в 1936-м – 48. В современной же России за последние 10 лет не построено ни одного крупного бетонного завода, например. Они просто не нужны.
Наша страна сегодня выпускает только газы┘
Виктория Панфилова 
