Социалку оттесняют от бюджетного пирога

О достойном финансировании медицины в России пока остается только мечтать. Фото Ридус

Правительство сейчас экономит бюджетные деньги главным образом за счет урезания социальных расходов – на индексацию пенсий, на финансирование образования и медицины. Но в пользу кого идет бюджетная оптимизация? Как показывают основные бюджетные проектировки, государственный пирог перераспределяется в пользу обороны, финансовых структур и выплат займов «помоек плохих долгов» вроде знаменитого Внешэкономбанка (ВЭБ).

Повышение эффективности бюджетных трат далеко не всегда можно назвать успешным. Сэкономленные на здравоохранении, образовании и индексации пенсий средства вкладываются либо в оборонку, либо в бездонный финансовый сектор. Ранее президент Владимир Путин уже говорил, что многие институты развития в России «превратились в помойку для плохих долгов».

«Здравоохранение за прошедшее десятилетие практически ничего не получило от роста общей величины расходов. Государственное финансирование медицины в течение десятилетия колебалось вокруг уровня 3–3,5% ВВП, вдвое ниже, чем в среднем по Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР)», – сообщают специалисты Центра развития Высшей школы экономики (ВШЭ) в новом выпуске «Комментариев о государстве и бизнесе». «Проектировки Минфина также не меняют этой картины – к 2019 году расходы на здравоохранение будут составлять все те же 3,1% ВВП», – добавляют они.

Не лучшая перспектива у образования. «С середины нулевых годов видно, что рост расходов бюджета относительно ВВП с 2007 по 2016 год мало затронул сферу образования», – продолжают экономисты. Исключением были 2009 год и период начала выполнения «майских указов» (2012–2013 годы). «После этого, несмотря на то что расходы бюджетной системы продолжали расти, совокупные расходы на образование стали сокращаться относительно ВВП и, согласно прогнозу Минфина, представленному в «Основных направлениях бюджетной политики», будут сокращаться вплоть до 2019 года, – поясняет директор Центра развития Наталья Акиндинова. – Если в 2013 году их уровень можно было считать относительно неплохим (4% ВВП против 4,5% ВВП в среднем по ОЭСР), то к 2019-му они снижаются до 3,5% ВВП, ближе к показателям развивающихся стран Азии и Латинской Америки».

Также тенденцию сокращения расходов на здравоохранение и образование ранее фиксировали экономисты Института Гайдара и Академии народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС) в своем заключении на первый проект бюджета-2016. Как показывают их расчеты, доля национальной экономики в общей структуре бюджета за 2011–2016 годы сократилась с 16,4 до 15,9%, доля социальной политики – с 28,6 до 27,7%, здравоохранения – с 4,6 до 3%, образования – с 5,1 до 3,6%, ЖКХ – с 2,6 до 0,5%, межбюджетных трансфертов – с 6 до 4,1%. 

За те же пять лет выросла доля национальной обороны – с 13,9 до 19,5%, национальной безопасности и правоохранительной деятельности – с 11,5 до 12,6%, обслуживания госдолга – с 2,4 до 4%.

Если суммировать все социальные статьи, то сейчас на них направляется более трети бюджетных расходов; если взять все открытые статьи, связанные с обороной и безопасностью, то на них уходит чуть меньше трети бюджета. На первый взгляд имеется баланс социальных и военных расходов. Однако тенденция сокращения социальных расходов налицо. И не стоит забывать о закрытых оборонных статьях бюджета, которые анализу не поддаются.

Наконец, как видно из заключения Счетной палаты на новые поправки в бюджет-2016, расходы на здравоохранение и образование сокращаются даже в номинальном выражении. В 2015 году на здравоохранение было выделено 516 млрд руб., первый проект бюджета-2016 предполагал сокращение до 495 млрд руб., а новые поправки – до 466 млрд руб. На образование в 2015-м тратилось 611 млрд руб., первоначальный вариант бюджета-2016 предполагал сокращение до 585 млрд руб., в новых поправках стоит уже 558 млрд руб.  

Растут же в номинальном выражении расходы на социальную политику: с 4,3 трлн руб. в 2015-м до 4,6 трлн руб. в 2016-м с учетом поправок. А также на национальную оборону: с 3,2 трлн руб. в 2015-м почти до 3,9 трлн руб. в 2016-м с учетом поправок.

Сэкономленные средства перенаправляются не только в военный сектор, но и в финансовый. Так, в 2013–2015 годах российские власти потратили около 3,3 трлн руб. на поддержку и чистку банковского сектора без учета поддержки ликвидностью – эти данные обнародовали ранее эксперты Fitch Ratings. Названная сумма эквивалентна 4% ВВП страны за 2015 год. Около половины этой суммы ушло на рекапитализацию работающих банков, другая половина – на спасение обанкротившихся банков и выплаты их вкладчикам (см. «НГ» от 15.09.16, 18.09.16).

«В нынешней ситуации мы пытаемся экономить каждую бюджетную копейку, чтобы высвободить средства на нужды инвалидов, пенсионеров, на помощь отдельным бюджетным учреждениям. А сегодня нас вынуждают «лечить» проблемы банковской системы и все просчеты, которые могут возникнуть из-за действий Центробанка, бюджетными же средствами, и выделять банкам 1 трлн. руб., который в дальнейшем может понадобиться на гораздо более острые проблемы и нужды и в социальной сфере, и в экономике в целом», – предупреждала еще в 2014 году теперь уже экс-депутат Госдумы Оксана Дмитриева.

Такие опасения в правительстве, как показывает практика, разделяют очень немногие. Сейчас в госуправлении экономикой доминирует позиция Минфина–Центробанка, взявших курс на перекачивание денег из реальной экономики в финансовый сектор, что в конечном счете чревато надуванием пузырей.

Один только ВЭБ претендует на финансовую помощь в объеме около 20 млрд долл. – такую цифру ранее публиковало агентство Reuters со ссылкой на министра финансов Антона Силуанова. По текущему курсу это 1,25 трлн руб. На грани банкротства ВЭБ оказался не только из-за санкций и внешних долгов, но и невозвратных расходов на олимпийские проекты (см. «НГ» от 29.02.16).

Как замечают опрошенные «НГ» эксперты, затягивание поясов сейчас не приводит к повышению эффективности бюджетных трат. «Самое печальное, что жертвы оказались не оправданны. Сокращение расходов не привело ни к повышению эффективности госкомпаний, ни к модернизации госзакупок, – поясняет директор Института актуальной экономики Никита Исаев. – Финансовый сектор нуждается не столько в денежных вливаниях, сколько в создании условий для повышения привлекательности банковских продуктов. Такой мерой могло бы стать снижение ключевой ставки, но Центробанк по-прежнему слепо следует одной цели – снижение инфляции». 

«Государство много говорит о социальных обязательствах перед гражданами, но позволяет себе эти обязательства исполнять с поправками на текущую внешнеполитическую и экономическую обстановку», – добавляет ведущий специалист компании «Алор Брокер» Евгений Корюхин.

Хотя, как считает аналитик компании «Солид Менеджмент» Сергей Звенигородский, «поддержка финансового сектора и докапитализация ВЭБа шли из «общего» резерва бюджета, поэтому говорить о передаче средств из одной статьи на другую некорректно». «Надо учитывать, что обрушение финансового сектора, при всех его недостатках, принесет гораздо больше проблем, – предупреждает Звенигородский. – Если банки не работают, а компании не платят деньги, то говорить о выполнении только социальных обязательств как минимум странно».

В пресс-службе Минфина на запрос «НГ» вчера ответили, что «все обязательства, прежде всего социальные, выполняются в полном объеме», при этом «расходы на здравоохранение год от года увеличиваются, а не сокращаются». Расходы же на публично-нормативные обязательства, в том числе пенсии, у Минфина на особом контроле: «Их выполнение гарантируется». «Ограничивать дефицит – важнейшая задача Минфина, направленная на обеспечение макроэкономической стабильности, – добавили в ведомстве. – Это нужно как раз для того, чтобы не было никаких потрясений в будущем».