«Росэнергоатом» акционируется

– Александр Юрьевич, в какой стадии находится сейчас процесс акционирования концерна «Росэнергоатом»? Какая форма акционирования в итоге выбрана?

– Несколько месяцев в режиме «мозгового штурма» мы готовим акционирование нашего концерна «Росэнергоатом», компании, в ведении которой находятся все атомные станции России. Уже принято согласованное решение, что это будет открытое акционерное общество, в котором все сто процентов акций принадлежат государству.

– А что же тогда от этого акционирования меняется?

– Меняется очень многое. Включается рыночный механизм. Появляется реальная перспектива привлечения инвестиций, работы с банками┘ Работа Росатома в результате выходит на новый уровень: от мелочной опеки – к концентрации на крупных базовых направлениях, например, какой проект реактора считать перспективным в будущем.

– И какие же это стратегические задачи?

– Сейчас самая важная для нас задача удержать темп введения генерирующих мощностей – по гигаватту в год, чтобы выйти на 230 миллиардов кВт.часов к 2020 году: это записано в Общей энергетической стратегии. Мы сейчас от нее отстаем. Но основная проблема у нас не техническая, а проблема привлечения средств. Мы не претендуем на бюджетные вливания, на профицит бюджета, на Стабилизационный фонд – мы готовы на возвратной основе получать кредиты. Думаю, что акционирование «Росэнергоатома» облегчит эту процедуру и мы двинемся дальше.

– Кстати, насколько мне известно, Росатом подготовил развернутый план финансового заимствования у Сбербанка. Речь идет о предоставлении кредита на строительство 2-го блока Ростовской АЭС. Каковы результаты этих переговоров?

– Интерес со стороны финансовых организаций в лице Сбербанка и Внешторгбанка проявлен, и они готовы такие кредиты выдать. Но в рыночной экономике не принято давать кредиты под государственную собственность. Все риски должны быть, как говорят, хеджированы, то есть должна быть некая защита от определенных рисков...

– Но, например, РАО «ЕЭС России» – акционерное общество, а где поток инвестиций?

– Мы сегодня находимся в такой ситуации, что нам даже технологические кредиты невозможно взять. Поэтому я не обольщаюсь, что польется поток инвестиций. Но пуск в 2001 году 2-го ядерного энергетического блока на Волгодонской АЭС и в 2004-м 3-го блока Калининской АЭС, а это – два гигаватта установленных мощностей, заставляет крупные банки серьезно обратить внимание на вложение средств в атомную энергетику, повернуться лицом к сооружению столь сложных объектов, как АЭС.

– Пуски этих блоков – они были исключительно за счет ресурсов Росатома?

– За счет хозяйственной деятельности концерна «Росэнергоатом». Тут надо заметить, что весь тариф на произведенную на АЭС электроэнергию расписан чуть ли не по 20 статьям, мы живем в жесткой государственной экономике. И мы будем продолжать в ней жить, потому что тариф нам все равно будет продолжать устанавливать государство. Цена на ядерное топливо, которое концерн «ТВЭЛ» будет продавать «Росэнергоатому», тоже устанавливается государством... В общем, здесь свободы для маневра у нас немного.

– А где же тут рынок?

– Дело в том, что 10 процентов произведенной нами энергии мы продаем на свободном рынке. И мы там являемся сейчас безусловными лидерами, потому что наша генерация после гидрогенерации – самая дешевая. Наша энергия пользуется большим спросом.

– Вы сказали, что одна из главных задач, которая сейчас стоит перед отраслью, – не снижать темп ввода энергогенерирующих мощностей. Но тем не менее известно, что до сих пор принципиально не решена проблема обращения с отработавшим ядерным топливом (ОЯТ). Федеральная служба по экологическому, технологическому и атомному надзору уже не раз обращала внимание на серьезную ситуацию с пристанционными хранилищами ядерных материалов. Как вы видите перспективу решения этого вопроса?

– Действительно, наши пристанционные хранилища близки к заполнению: у нас резерв – 2,5 года. Примерно год уже как мы расширяем пристанционное хранение и сооружаем в Красноярске новый объект для сухого хранения ОЯТ. Решение этих двух задач позволит нам на 70–80 лет быть уверенными в ситуации в нашем ядерно-энергетическом комплексе.

Я вам скажу честно. Даже хранить остеклованные ядерные отходы и само ОЯТ при наших огромных пространствах, при той квалификации, которая есть у наших специалистов, учитывая процессы конверсии атомных городов, когда заканчиваются оборонные проблемы и людям нужно чем-то заниматься, – эта задача не представляется крайне трудной. Мы вполне можем обеспечить безопасное, надежное (в том числе и с точки зрения антитеррористических угроз) хранение.

– К какому сроку планируется ввести сухое хранилище в Красноярске?

– Через 3–4 года. Что касается пристанционных хранилищ, то, я думаю, там работы через 1,5–2 года будут завершены.

– Есть ли какие-то острые углы с согласованием необходимых документов для акционирования «Росэнергоатома»? Когда ожидается принятие первых решений по акционированию?

– Когда решается такой серьезный вопрос, то никогда нельзя сказать, что все идет гладко. Когда собираются даже коллеги, всегда высказывается большое количество точек зрения. И это правильно. С 15 сентября мы работаем в режиме двухразовых заседаний в месяц.

К сегодняшнему дню уже получено согласование всех ведомств, которые государство поручило привлечь к работе над этой проблемой. За исключением Минэкономразвития РФ – у них есть еще много концепций. И это совершенно правильно: они смотрят макроэкономические показатели, анализируют на большем множестве явлений то, что произойдет при акционировании. Тем не менее я с оптимизмом смотрю в будущий год, когда все это будет реализовано.