Марина Борисова - Сегодня всех волнует вопрос: грядут ли столь же революционные преобразования экономического блока правительства, как те, что недавно произошли в силовом?
- На самом деле спецслужбы в России имеют не меньшее отношение к экономике, чем чисто экономические ведомства. Существенно другое: реформирована Федеральная служба налоговой полиции. Кто-то из экспертов уже посчитал, что ликвидация налоговой полиции принесет сотни миллионов долларов экономии. Что касается экономического блока, то проблема сейчас не в том, чтобы перетасовать ведомства. Прежде всего нужно выделить те секторы, где государства слишком много и где можно не перераспределять государственные функции, а просто от каких-то отказаться. И участники рынка понесут меньшие затраты от отсутствия регулирования. Возьмите хотя бы всевозможные надзоры. Сегодня на каждое предприятие приходится с десяток разных надзирающих ведомств. Минимум половину можно просто сократить. К примеру, вместо пожарного надзора ввести систему обязательного страхования от пожаров.
- Но где-то государство неизбежно останется. Как сделать его действия эффективными?
- Мы провозгласили реформу госслужбы, но очень робко ее ведем. Несмотря на попытки повышения оплаты труда чиновников летом прошлого года, государство так и не довело ее до эффективного уровня. Но просто повысить зарплату недостаточно. Нужно создать систему электронных административных регламентов: детальное описание процедур, полномочий, ресурсов, которые есть у чиновника, порядок его работы с обращениями граждан, с поручениями вышестоящих органов, с обращениями смежных ведомств, сроки, в которые они должны рассматриваться. Я думаю, что такая система поможет государству сократить аппарат наполовину.
Надо сказать, и первое, и второе - вещи достаточно затратные. Эффективное повышение зарплаты чиновников я оцениваю примерно в 1 миллиард долларов, и примерно во столько же - введение административных регламентов. За два-три года эти задачи можно решить. Их масштаб посилен для государства. А вот сколько будет ведомств, как они будут называться, кто будет их возглавлять - уже не так важно. Главное, степень прогнозируемости действий чиновников будет гораздо выше, чем сейчас. А ситуация, когда мы в первую очередь смотрим, кто возглавляет то или иное ведомство, плохой человек или хороший, - довольно дурацкая.
- У нас об административной реформе говорится с удивительным постоянством, однако более управляемым и прогнозируемым бюрократический аппарат не становится. Скорее наоборот.
- На мой взгляд, никаких попыток реформировать административную систему пока не было. Сейчас в проекте среднесрочной программы правительства на 2003-2005 годы впервые появился раздел о реформе государства. Чем дальше государство от рынка, тем легче живется бизнесу. Если там, конечно, нет прямого разбоя. Но во взаимодействии бизнеса и государства тоже есть свои циклы. В ельцинскую эпоху был всплеск активности разных профессиональных ассоциаций, когда они активно занимались законотворчеством. Потом наступил период, условно говоря, "плохого равновесия", когда вместо установления хороших норм все просто нашли хороших знакомых. Что совершенно неизбежно, если определенные люди находятся у власти более чем два года. У нас настолько плохая правовая система, настолько неэффективное исполнение законов, что вкладываться в нормотворчество можно только в состоянии крайнего энтузиазма.
- По словам Егора Гайдара, способность любого правительства проводить глубокие структурные реформы через полтора года начинает неизбежно снижаться. Вы с ним согласны?
- У нас существует избирательный цикл - четыре года. И это неизбежно накладывает отпечаток на логику реформ. Поэтому темп реформ затухает за полтора года до выборов, а после выборов все минимум полгода рассаживаются по местам. Так что в принципе я с этим суждением согласен. Для России с ее неустоявшимся политическим механизмом существующая избирательная система нецелесообразна. Нам надо переходить к семилетнему, в крайнем случае пятилетнему избирательному циклу, совмещая президентские и парламентские выборы. Это удвоит или утроит время для осмысленной экономической политики.
- Для вас, либерального экономиста, позитивна или негативна эволюция нынешней власти?
- Я либерал потому, что у государства нет средств для активного вмешательства в экономические процессы. Это не либерализм, это просто здравый смысл. И с этой точки зрения я считаю, что главная проблема России в том, что наша власть непредсказуема и не консолидирована. Поэтому мы должны любыми силами консолидировать ее и обеспечить ее предсказуемость. Идеальной властью от этого она не станет. Но у экономики появится ощущение стабильности, оно и сейчас уже появляется. Это не результат эффективности аппарата российской власти - он как был, так и остался неэффективным. Это результат стабильности этой власти. Хотя, конечно, наряду со стабильностью надо бы провести еще и целый ряд реформ.
- А какие реформы, на ваш взгляд, необходимы в первую очередь?
- Во-первых, из всей социальной сферы мы пока практически взялись только за два направления: пенсионную систему и образование. У нас нет реформы здравоохранения, реформы ЖКХ. До трети бюджетных средств в этих секторах расходуется неэффективно. Надо их переводить на нормальные рыночные рельсы. На это власти вот уже 12 лет не хватает то ли духа, то ли времени.
Второе - реформа естественных монополий. Ведомство Грефа в прошлом году впервые добилось раскрытия бюджетов естественных монополий, залезло в механизм формирования издержек, ростом которых обычно объясняют необходимость повышения тарифов. Самое интересное, сделало оно это вместе с высшими финансовыми менеджерами компаний, которые тоже открыли для себя много интересного. Например, в инвестиционных планах было обнаружено почти на миллиард долларов непрофильных объектов.
Третье - это бюджетная и налоговая реформы. Налоги надо сокращать, но делать это так, чтобы не подорвать бюджет. Следовательно, две политики - снижения нагрузки на бизнес и сокращения госрасходов - должны идти не параллельно, а вместе. Правительство только приступило к этой задаче.
- Почему правительство постоянно пересматривает свою среднесрочную программу?
- По-моему, ее не пересматривают, а обновляют. Сейчас там появилось два новых раздела: административная реформа и развитие новой экономики. Это важные приоритеты для России. У нас накопились ресурсы, которые позволяют нам проводить активную промышленную политику в инновационных секторах, софинансировать какие-то проекты, например, "последнюю милю", чтобы довести интернет до всех регионов. В половину наших районов коммерческий провайдер никогда не поведет оптоволокно, там нет достаточного платежеспособного спроса. Но если государство сделает это за бюджетные деньги, то в "бесперспективном" районе появятся не только современные информационные технологии. Появится шанс у местных предпринимателей и интеллектуалов выйти на широкий рынок - и для кого-то из них на нем победить.
В новой экономике важны, во-первых, мозги. А их у нас накопилось достаточное количество. Во-вторых, в этом секторе почти все проекты требуют стартового капитала на порядок меньше, чем в обрабатывающем. Чтобы запустить завод по производству мультипроцессоров, нужно вложить два-три миллиарда долларов, а чтобы производить программное обеспечение, нужно от 10 до 50 миллионов долларов. Это вполне по силам и нашему государству, и частному сектору. Я считаю, что и административная реформа, и новая экономика полезны народу. И делать ради них новую редакцию программы стоило.
- Существует ли критический рубеж развития экономики, после которого хотя бы половина населения России ощутит реальное улучшение качества жизни?
- Я могу сказать, что 4% роста нас в ближайшие 5 лет к такому рубежу не приблизят. Нужно минимум 6-7%. Благосостояние населения зависит, в частности, от того, когда начнут функционировать секторы, относящиеся не только к сфере добычи, перераспределения и услуг (у нас на нее приходится 58% занятости - почти самый высокий показатель в мире). Сейчас есть несколько окон, к которым, на мой взгляд, надо внимательно присмотреться. Например, европейцы сейчас будут ту часть своей промышленности, которая связана с большой экологической нагрузкой, выводить. И здесь у нас есть определенное преимущество перед Восточной Европой, которая поспешила вступить в ЕС и теперь попадает под те же экологические стандарты.
По опросам, последние 2-3 года примерно у 60% населения наблюдается оптимизм. Причем доля пессимистов имеет тенденцию к сокращению. Это показывает, что экономика у нас потихоньку сама выползает из ямы. Хотя для меня лично нынешний разрыв в уровне доходов (в 13 раз официально, а неофициально - раз в 20) между верхней и нижней группами - это слишком много, чтобы быть социальным оптимистом. У нас потенциально социально напряженная ситуация. Но есть позитивная динамика, и людям кажется, что жить им становится легче. Однако динамика неравномерна. И люди вынуждены менять свою жизнь, переходить из одного сектора в другой. Большая проблема России - социальная мобильность. У нас низкий уровень желания стать предпринимателем, желания рисковать, нести полную ответственность, не полагаться на кого-то. И мне кажется - эта проблема гораздо важнее, чем разрыв в уровне доходов. Мы все время плачемся о малом и среднем бизнесе. Но приезжает китаец или кореец и спокойно заводит у нас малый и средний бизнес - кто арбузы выращивает, кто морковкой торгует, и все у них в порядке. Так что речь идет скорее об определенных дефектах менталитета. И нам надо это осознать и думать, что с этим делать.
Дарья Гармоненко 