Французские мечты и европейские реалии

Эмманюэлю Макрону удалось вернуть Франции роль политического лидера Европы. Фото Reuters

План по реформированию Евросоюза, или «европейский проект», был, по словам президента Франции Эмманюэля Макрона, «в самом сердце его предвыборной программы». И это не фигура речи. Из всех участников президентской гонки – 2017 будущий французский лидер обладал ярко выраженным еврооптимизмом в отличие, например, от еврореалиста Франсуа Фийона. Макрон принадлежит к тем политикам, которые видят в евроинтеграции экзистенциальный выбор Франции и стремятся изо всех сил вывести Европу из кризисного состояния, в котором она пребывает более 10 лет. Символическим подтверждением сказанному стало появление только что избранного президента у пирамиды Лувра для своего первого выступления под гимн Евросоюза «Ода к радости» Бетховена.

Следует отметить также неразрывную увязку европейского проекта Макрона с намеченным курсом внутренних реформ. Так, понимая, что реализовать свой европейский проект Париж может только в тесной координации с главным партнером по ЕС – Германией, он писал в своей программной книге «Революция»: «Если мы хотим убедить наших немецких партнеров двигаться вперед, то нам необходимо срочно самим реформироваться. Сегодня ФРГ пребывает в ожидании, блокируя значительное число европейских проектов из-за сомнения в нас... Не будем забывать, что в Европе есть место для французского лидерства, но для этого мы должны показывать пример». Очевидно, Макрон под «примером» подразумевал способность Франции к реформированию и модернизации.

Содержательная часть европейского проекта Макрона, впервые представленная в его предвыборной программе, была дополнена и детализирована в целом ряде «европейских речей» президента, среди которых особое место принадлежит его выступлению в Сорбонне 26 сентября 2017 года. Французский лидер продолжал выдвигать новые европейские инициативы, стремясь перейти от слов к делу, на протяжении всего 2018-го. По подсчетам политологов, в целом европейский проект Макрона включал в себя не менее пяти десятков различных инициатив и мер, объединенных стержневой идеей продвижения к «европейскому суверенитету», углубления демократии и доверия в ЕС.

Среди главных предложений, выдвинутых Макроном в рамках реализации своей европейской программы реформ, – создание бюджета зоны евро с введением поста министра финансов этой зоны под контролем соответствующего парламента; налоговая и социальная конвергенция в ЕС; форсированное продвижение интеграции в сфере политики безопасности и обороны; выработка общей политики регулирования миграции и «помощи развитию»; реформа общей сельхозполитики; дальнейшее сближение в политике экологии, защиты климата и устойчивого развития; защита европейских компаний и рынков от недобросовестной конкуренции и негативных последствий глобализации; расширение программы «Эразмус»; выдвижение единых межстрановых списков кандидатов на выборах в  Европарламент и уменьшение числа еврокомиссаров.

Полагая, что в настоящий период было бы «неправильным противопоставлять Европу и суверенитет», Макрон убеждал соотечественников в том, что «Европа должна служить Франции дополнительной защитой». Вполне разумным выглядел его аргумент, сводящийся к тому, что современные мировые проблемы – экономические, торговые, военные, геополитические и пр. – европейские страны, даже самые сильные, не смогут решить в одиночку. А следовательно, необходимо усилить и углубить евроинтеграцию, дать новый импульс развитию «единой Европы».

Что же получилось (или не получилось) из задуманного и предложенного для Европы нынешним французским руководителем?

Если для ответа использовать цифровые показатели, представленные в кратком отчете «Год спустя после Сорбоннской инициативы», размещенном на сайте администрации французского президента в минувшем сентябре, то картина получается следующая. Из 49 предложений, принятых для реализации европейской программы Франции, 22 проработаны или почти готовы к работе, 18 – находятся в стадии разработки и 9 – готовятся к рассмотрению. Правда, краткое описание программ, содержащееся в рассматриваемом документе, дает основание предположить, что реализация макроновского проекта пошла, мягко говоря, не очень гладко. При этом речь идет не только о сроках, возникает немало вопросов по существу.

Во-первых, план Макрона по реформированию Европы изначально предлагался вниманию всех стран – членов ЕС, но постепенно трансформировался лишь в предложения для главного европейского партнера Франции – Германии. Что и было зафиксировано в Мезебергской декларации в июне 2018 года, которую французы квалифицируют как «исторический франко-германский договор». Возникает логичный вопрос: немцы план одобрили, но согласятся ли с ним другие члены Евросоюза?

Во-вторых, нельзя не отметить, что составители Мезебергской декларации изрядно «отредактировали» первоначальные планы французского президента: никакого министра финансов еврозоны, не говоря уже о ее парламенте, нет и в помине. Более того, бюджет зоны евро немцы уменьшили до десятых долей процента от ВВП, что, по некоторым прикидкам, составляет примерно 30 млрд евро. Париж явно рассчитывал на большее.

Многие меры, упомянутые в декларации, – например, гармонизация налогообложения бизнеса, социальной сферы, выдвижение общеевропейских списков на выборах в Европарламент и пр. – отложены на середину следующего десятилетия.

В-третьих, нельзя не обратить внимания на противоречивость идей Макрона по реформированию Европы. В качестве примера сошлемся на речь французского лидера в Бундестаге 18 ноября 2018 года. С одной стороны, он призывает Германию «создать современную, эффективную, демократическую суверенность в Европе». Правда, непонятно, что это такое. Вероятно, это можно понимать как призыв к единству действий, позиций по различным вопросам. С другой – из той же речи несколькими абзацами ниже мы узнаем, что «европейская суверенность не является синонимом единогласия и единообразия». Макрон выступает за «различные ритмы и круги» интеграции, то есть де-факто за разноскоростную Европу. Но ведь раньше он, как известно, настаивал на том, что «Европа – не супермаркет!», обращая эти слова в адрес восточноевропейских стран ЕС.

Отсюда возникает вопрос: а все ли страны ЕС разделяют идеи Макрона о европейском суверенитете? В этом плане показательна история с программой Постоянного структурированного сотрудничества по вопросам безопасности и обороны (PESCO) и особенно с инициативой французского президента по созданию европейской армии. Хотя ее поддержала (правда, как-то без особого энтузиазма) канцлер ФРГ Ангела Меркель, считая, что нужно двигаться в этом направлении, но буквально через неделю-две эту инициативу «похоронила» Федерика Могерини, выражающая коллективное мнение стран – членов Евросоюза.

Резюмируя, можно прийти к выводу о том, что план Макрона по реформированию Европы пробуксовывает и вряд ли сможет стать «мобилизующим проектом», способным вывести Евросоюз из нынешнего затяжного кризиса, имеющего системный характер.

По сути, европейский проект Макрона – это новая версия старой французской идеи «Европы-державы», которую Париж пытается реализовать на протяжении как минимум полувека. Исходя из исторического опыта представляется, что даже нынешний кризис трансатлантических отношений не способен сподвигнуть Европу на достижение подлинной, а не декларативной суверенности. Суверенность – это прежде всего ответственность и обязанность, которую многие страны ЕС боятся или не хотят брать на себя.

Значит ли вышесказанное, что европейские инициативы Макрона потерпели крах и больше не актуальны? Вряд ли такая категоричная оценка корректна. Нельзя не отметить, что благодаря своему европейскому проекту Макрону удалось провести успешную пиар-кампанию и вернуть Франции роль политического лидера Европы. Тем более что этому способствовала сложившаяся уникальная политическая конъюнктура – ослабление позиций Меркель, брекзит, приход к власти евроскептиков в Италии и других странах. Хотя движение «желтых жилетов» существенно ослабило позиции Макрона как внутри страны, так и на европейской политической сцене, тем не менее программа «перестройки» Европы в преддверии европейских выборов в мае остается востребованной.

Другое дело – насколько идеи продвижения к «европейскому суверенитету», а по сути – к федерализации Евросоюза найдут поддержку у европейцев и прежде всего у французского электората. Судя по всему, пока они не вызывают энтузиазма, скорее наоборот. И не только во Франции. Опросы общественного мнения предсказывают победу евроскептиков и суверенитистов как во Франции, так и других странах ЕС. Нельзя не отметить также, что многие евроскептики все больше двигаются в сторону еврореализма.

Вряд ли за оставшиеся несколько месяцев до выборов в Европарламент ситуация изменится коренным образом. В силу этого можно предположить, что отмеченная тенденция захватит и еврооптимистов. Вполне вероятно, что после выборов «зависшая» программа Макрона по реформированию Европы будет скорректирована, а европейская политика Франции во второй половине президентского мандата Макрона станет более прагматичной и адекватной европейским реалиям сегодняшнего дня.