Проекты "Талибан" и "Исламское государство" недолговечны

Такие картинки жители Средней Азии «примеряют» на себя. Фото Reuters

Уже общеизвестно: «Исламское государство Ирака и Леванта» – главный инструмент в реализации проекта «Халифат», разрабатывавшегося в отделах американской RAND Corporation. В публичном информационном пространстве отдельные эпизоды этого проекта появились еще в 2006 году, в 2009 году более подробно все это описывалось у американских авторов. В 2013-м началась реализация проекта, сразу вызывая ощущение некоего дежавю, только подкрепляемое по мере развития в последующее время.

Целый ряд признаков позволяет провести довольно устойчивые аналогии между ИГИЛ и афганским «Талибаном» 1990-х годов. Падение режима президента Наджибуллы в Афганистане в 1992 году повлекло за собой фрагментацию страны и период борьбы за власть группировок моджахедов, порождая среди населения тоску по установлению порядка и социальной справедливости. Появление первых талибов у значительной части населения рождало надежду, что в их лице эта потребность реализуется, включая и последнее – в исламской среде социальная справедливость не может устойчиво существовать, кроме как в рамках исламских же постулатов. Не случайно еще в период 1960–1980-х годов все ближневосточные и североафриканские режимы «социалистической ориентации» так или иначе пытались сочетать принципы социализма с исламом, иное было бы нежизнеспособно. До начала репрессий в крупных городах – Кабуле, Герате, позже Мазари-Шарифе – талибов, особенно на консервативном юге, встречали буквально с цветами, видя в них тех, кто восстановит порядок. Ирак последних лет, дестабилизация в соседней Сирии эту атмосферу в основных сущностях воспроизводят. После падения режима Саддама Хусейна в Ираке на протяжении 10 с лишним лет возникает похожее хаотичное состояние. Фактически страна делится на три части, происходят постоянные военные конфликты, террористические акты. Значительную часть ядра ИГИЛ составляют бывшие военнослужащие и сотрудники спецслужб саддамовского Ирака, среди функционеров ИГИЛ большую прослойку составляют бывшие активисты партии арабского социалистического возрождения «Баас» – партии Саддама Хусейна. А когда «Талибан» начал свое триумфальное шествие по территории Афганистана, в него очень быстро вливались, став его основным ядром, экс-функционеры Народно-демократической партии Афганистана, бывшие военные и сотрудники спецслужб правительства Наджибуллы. Истина: номенклатура партий, построенных не на интересах, а на идеалах, всегда способна быстро поменять эти идеалы. Многие успехи и талибов в Афганистане 1990-х, и сейчас – ИГИЛ, в значительной степени можно отнести на счет включения в их состав этого профессионального компонента.

ИГИЛ – это «переиздание» афганского «Талибана» на другой почве, с учетом опыта, с корректировкой целей и задач. Относительно целей и задач можно согласиться с мнением российского ираниста Игоря Панкратенко: ИГИЛ планировалось для решения американскими «ястребами» и их союзниками двух основных задач. Первая – раскол Ирака на три государства. Вторая – под прикрытием борьбы с новой террористической группировкой нанесение удара по Сирии и свержение Башара Асада. После чего, по замыслу, Иран должен был утратить возможность к сопротивлению США и их союзникам. Другими словами, география проекта ограничивается Ближним Востоком с перспективой проекции на иранское направление. До финала операции «Халифат» еще далеко – не провозглашена независимость Курдистана, не оформилось государство арабских племен Ирака, Суннистан, не пал Дамаск, по-прежнему активен «Хезболлах». Так называемая операция международной антитеррористической коалиции своими точечными ударами по ИГИЛ, частично вышедшего из-под контроля, обозначает допустимые границы их активности – иракский «Суннистан» и сирийская территория.

Будучи проектами, и афганский «Талибан» образца 1990-х, и нынешний ИГИЛ предназначены для решения конкретных задач, а потому имеют не только пространственный, но и временной лимит. «Талибан» образца 2015 года – далеко не тот «исламский эмират», который был провозглашен в середине 1990-х. Сегодня это одна из значимых, но лишь одна из многих десятков и сотен группировок, воюющих против кабульского правительства. Часть из них, вне всякого сомнения, имеет и задачи, направленные на дестабилизацию в соседних с Афганистаном странах. Есть ли здесь связь с ИГИЛ, настойчиво подчеркиваемая множеством экспертов и комментаторов, политиков и силовиков стран региона?

Главный, но первый и очень важный из смыслов явления террора вообще – информационный. Любое проявление терроризма едва ли не в первую очередь направлено на создание определенной информационной атмосферы, на нагнетание страха в обществе одной или ряда стран. Немаленькое подразделение «Ал-Хайат медиа центр», которое занимается информационной работой в ИГИЛ, в организации является одним из приоритетных. И, не умаляя реальных угроз, исходящих от этой организации, но задумываясь об уровне этих угроз, нужно обязательно принимать во внимание и высочайшую роль используемых информационных технологий. Стилистика видеороликов самого ИГИЛ явно предназначена для людей не самого высокого интеллектуального уровня – это уровень потребителей индийского кино, аудитории соответствует примерно такой уровень интеллекта и восприятия. Будучи колоссально растиражированной короткими новостными сообщениями, информация об ИГИЛ, далеко не всегда соответствующая реалиям, приобретает эффект «снежного кома» и создает впечатление о глобальности «Исламского государства Ирака и Леванта», распростершейся едва ли не на все континенты.

В формирование алармистского образа вносят свою лепту и те, кто призван обеспечивать безопасность своих стран. Не новость, что педалирование угроз всегда использовалось спецслужбами, другими силовыми, и не только силовыми, государственными структурами в своих интересах. В этом контексте только иронию вызывают, например, сообщения о том, что якобы ИГИЛ выделил некий специальный бюджет для стран Центральной Азии, притом что источниками вброса таких сообщений являются государственные структуры Киргизии или Таджикистана, жаждущие очередной безвозмездной помощи от России или ОДКБ. Выше уровень угроз – больше финансирования, этот принцип работы силовиков не нов.

При этом вся имеющаяся информация о появлении ИГИЛ в том же Афганистане пока имеет весьма сомнительный характер. Масштабно внедренный в общественное сознание образ «Исламского государства Ирака и Леванта» позволяет из слухов порождать порой официальные оценки, интерпретируемые в СМИ уже на устоявшихся в журналистской среде стереотипах, доводя эти сообщения порой до абсурда. В реальности же это часто выглядит следующим образом. В начале февраля начальник полиции афганской провинции Забул Гулам Сахи Ругливарай, выступая в эфире кабульского «Ариана-ТВ», сообщал: «Согласно разведданным, которые мы получили два месяца назад, группа ИГИЛ начала действовать и в Афганистане. У нас есть информация о том, что определенные лица в масках из провинции Газни прибыли в район Шоджуй, уезды Ишивика и Шомулзай, где они объединились с местными талибами. Согласно другому сообщению, которое мы получили месяц назад, около 70 семей иностранных талибов (это чеченцы, арабы, пенджабцы) из уезда Нова прибыли и разместились по 10 семей на территории уездов Хати Афгон, Дейчупон, Арузгон, Арганда и Мизон. Большинство из них – иностранные талибы. Возможно, из-за использования черных масок именно этих иностранных талибов население называет игиловцами...» Другими словами, в значительной мере ИГИЛ – это искусственно сконструированный образ, пришедший на смену потерявшей эффективность «Аль-Каиде», до недавнего времени выполнявшей функцию «всемирного зла». Теперь это задача ИГИЛ.

«Давлати Исломи Ирак ва Шам» (так называют «Исламское государство Ирака и Леванта» в Афганистане) пока очень сдержанно проявляет себя на афганской территории и связанной с нею пакистанской Зоне племен. Существует как практическая конкуренция, так и очень серьезное идеологическое расхождение. Для афганцев в основной их массе (как, кстати, и для значительной части религиозного населения стран Центральной Азии) исторически свойственен суфийский ислам с его множественными этническими и доисламскими наслоениями, и с соответствующими религиозными практиками в виде поклонений святым могилам и другим объектам. Попытки навязывания «чистого ислама» афганским моджахедам со стороны арабских джихадистов еще в 1980-х годах вызывали между ними конфликты вплоть до боестолкновений. В последние годы в Афганистане и Центральной Азии активно работали эмиссары салафитского толка, такфиристы, таблигисты, пропагандисты «Хизб ут-Тахрир», сумевшие найти свою аудиторию, но до массового восприятия этих догм населением вряд ли дойдет скоро – хоть в более религиозном Афганистане, хоть в остающихся светскими в своей основе постсоветских странах региона.

Единственной страной региона, где может быть задействован фактор ИГИЛ, является на текущий момент Туркмения. Одним из важных заказчиков и источников финансирования ИГИЛ остается Катар, чрезвычайно заинтересованный в сохранении своего доминирования на рынках Пакистана, Индии, стран Юго-Восточной Азии и частично Китая, и соответственно в срыве проекта газопровода ТАПИ, как и поставок туркменского газа в Китай.

Впрочем, исламистский фактор в Центральной Азии в любом случае активизируется, и нельзя его сбрасывать со счетов. Он может проявиться, в частности, и в предстоящих в текущем году электоральных кампаниях – в Таджикистане, в Киргизии в первую очередь. У ИГИЛ нет шансов добиться своих целей в Средней Азии, возможны лишь точечные теракты, попытки мобилизации сторонников на местах, со стороны возвращающихся на родину граждан стран региона. Впрочем, и эта опасность несколько преувеличена: это можно увидеть, скажем, на примере «Исламского движения Узбекистана»: людей, которые воевали против своего правительства, а затем ушли в джихадистское движение, сейчас можно встретить по всему миру, и никто из них в Узбекистан наверняка никогда не вернется. Более опасным является то, что во всех странах существует определенный мобилизационный ресурс для реализации джихадистских задач, и катализатором, вполне возможно, станут не ИГИЛ или «Талибан», а внутренние процессы в отдельно взятых странах региона.