Александр Князев
Военнослужащие США могут вернуться в «Манас». Фото Reuters
Так, происходящий в последние дни немалый ажиотаж в политических кругах и в прессе, созданный вокруг проведения в Кабуле Лойя Джирги (совет старейшин Афганистана), не вполне соответствует реальности. Этот традиционный форум представителей племен и регионов Афганистана когда-то эффективно работал в сфере управления афганским обществом, помогая центральной власти решать спорные вопросы. Но это когда была более-менее центральная власть, то есть давно, в 1970-х.
Использовать Лойя Джиргу в качестве инструмента в ходе реализации Программы национального примирения во второй половине 1980-х пытался президент Мохаммад Наджибулла, итоговый результат сегодня всем известен – не получилось. Итоги нынешней Лойя Джирги неделей раньше ее проведения уже обсуждались на «брежневском» базаре в Кабуле – когда-то советские военнослужащие приторговывали имуществом в одном из районов афганской столицы, название за этим местом закрепилось, а сам базар стал площадкой для неформальных обсуждений всех информационных утечек из находящейся неподалеку президентской резиденции.
Главный вопрос нынешнего собрания вождей племен и старейшин – условия стратегического соглашения между правительством Хамида Карзая и администрацией США, среди которых – право американской стороны на самостоятельный контроль за деятельностью американских военнослужащих и контрактников, которые останутся в Афганистане. С американцев, находящихся в Афганистане, не должны взиматься афганские налоги, они не смогут быть привлечены к суду в стране пребывания, в случаях совершения ими преступлений их дела будут рассматриваться в американских судах. В порядке встречной уступки США соглашаются с тем, что американские военные не будут проводить ночных рейдов и не будут иметь права входить в дома афганцев. При этом более принципиальные вопросы, например конкретное описание самой миссии остающихся сил, – вне публичных обсуждений. В общем-то, формальное утверждение соглашения – инициатива Карзая, которому оно и было больше всех необходимо для поддержания собственного имиджа на оставшийся до окончания президентства срок – до апреля будущего года, чтобы успеть вписаться в один из лидирующих в предвыборной кампании блоков со своими интересами. «Гонорары» за правильно принятые Лойя Джиргой решения ее ведущие участники получили заранее – их размер тоже обсуждается на кабульских базарах…
Основные решения были приняты еще полтора года назад, в мае 2012 года президент США и президент Афганистана подписали долгосрочное соглашение о стратегическом сотрудничестве, этим соглашением подразумевалось, что афганские силы безопасности должны были взять на себя полную ответственность за военные операции против талибов к концу 2013 года. В рамках 32-страничного соглашения, известного как BSA (Соглашение о двусторонней безопасности), были достигнуты главные договоренности, на Лойя Джирге не обсуждаемые.
Независимо же от нынешней Лойя Джирги тогда уже было определено, что основные силы США будут смещены на север Афганистана. Сейчас помимо Мазари-Шарифа американскими военными продолжают укрепляться военные базы в Баграме, Шинданде, Кундузе, Кандагаре, Гильменде, Гардезе, Герате и в Кабуле. Очевидно, что и численность американского контингента будет более значительной, нежели публично озвучиваемая. Афганским силам безопасности, в первую очередь армии, будет необходимо значительное количество технических специалистов, чтобы поддерживать хотя бы минимальный уровень эффективности и просто не прекратить свое существование. В Афганистане останутся и подразделения сил специальных операций, силовые компоненты спецслужб США. Называемую цифру в 10–15 тыс. умножать необходимо как минимум в 2–2,5 раза. Значительная часть контрактников может находиться в Афганистане в статусе сотрудников ЧОП – частных охранных предприятий. Еще в августе 2010 года президент Карзай принял решение о прекращении деятельности ЧОПов на территории страны, но под давлением представителей стран НАТО пересмотрел свое решение. По некоторым оценкам, численность сотрудников этих фирм (по сути, военных подразделений) составляет около 40 тыс. человек, из которых около 90% – афганцы. Ключевые должности занимают наемники-иностранцы, в основном бывшие американские военные. Основным работодателем является американское правительство, чуть меньше половины – работают непосредственно на Пентагон.
На этом фоне логично возникают вопросы о роли центрального афганского правительства, возможностях афганских национальных сил безопасности по стабилизации ситуации, о функциях и влиянии на ситуацию в стране остающихся там военных сил США.
Увеличение численности афганских сил безопасности до запланированных к моменту передислокации воинских частей США и НАТО 352 тыс. человек почти достигнуто, численность армии составляет 185 тыс. человек, полиции – 147 тыс. Однако проблемной является их способность выполнять соответствующие функции. Принадлежность военнослужащих к различным этническим группам, насильственная в ряде случаев мобилизация, низкий уровень подготовленности, организации и дисциплины, коррумпированность офицерского состава являются характерными чертами как армейских, так и полицейских сил. Афганские силовые структуры подвержены массовому дезертирству (до 50 тыс. военнослужащих ежегодно в последние три-четыре года). Имеется множество случаев вербовки военнослужащих противником, а также проникновения агентуры талибских группировок в воинские части. Сложной задачей является подготовка командных кадров, особенно нижних и средних уровней, что объясняется, в частности, общим низким уровнем образованности афганского общества. Силы безопасности не в состоянии самостоятельно обслуживать и эксплуатировать какие-либо сложные технику и вооружения, во многих случаях – логистику, планирование боевых операций.
За прошедшие десятилетия в Афганистане стала значительно более контрастной сама матрица конфликта. Тот же декоративный характер Лойя джирги легко объясняется ангажированностью со стороны внешних игроков, в случае Лойя Джирги – со стороны США и их союзников. Но ангажированность афганских участников конфликта – инструмент, используемый не только американцами. Сегодня среди расхожих понятий, используемых в дискуссиях на кабульских базарах, – «китайские талибы», «саудовские талибы», «катарские талибы» и т.д. Ни для кого не секрет, в частности, факт управления частью талибских группировок через посредничество пакистанских спецслужб со стороны Пекина, где вовсе не в восторге от сохранения американского присутствия в Афганистане. Свои самостоятельные сценарии реализуют арабские страны, отдельные собственные интересы есть у Пакистана и Ирана. Большая и отдельная тема – противоречия между региональными группами пуштунов, а еще – это уже как классика – между пуштунами и непуштунами. Характер уже происходящей электоральной президентской кампании только подтверждает чрезвычайную неоднородность политических (этнических, региональных, родоплеменных, конфессиональных и других) страт, его составляющих. Все избирательные блоки имеют этнический и региональный характер. Хотя и возникают имеющие тактический, операционный характер исключения. Например, узбекская группировка, возглавляемая генералом Абдул Рашидом Дустумом («Джумбеш-е милли-е исломи-е Афгонистон» – Национально-исламское движение Афганистана), поддерживает не Избирательный альянс Афганистана («Этелаф-е Интихаб-е Афонистон») – блок непуштунских партий, а вошла в соглашение с Форумом национального понимания («Хамоеш-е Тафахоми Милли). Это альянс около 10 пуштунских политических партий, объединенных вокруг кандидата в президенты, бывшего министра финансов Ашрафа Гани Ахмадзая. Не факт, что это надолго. Расколоты и пуштуны: отдельным альянсом от упомянутого блока «Хамоеш-е Тафахоми Милли» выступает большая группа племен восточного Афганистана во главе с Пиром Сайедом Исхаком Гейлани («Альянс жителей восточного Афганистана», «Этелаф-е Ахали-е Шарки Афгонистон»).
Эпизод с генералом Дустумом не ломает представлений об этническом расколе афганского общества, а лишь является очередным подтверждением другого, не нового в общем-то вывода. В ходе той войны «всех против всех», стимулом к которой послужит не столько передислокация американского контингента, сколько апрельские президентские выборы, в ходе этой войны возможны и самые разнообразные краткосрочные комбинации между союзниками и противниками.
Для стран Средней Азии (а значит, и для России) в этой ситуации важной является ситуация на севере Афганистана, служившего в 1990-х буфером в основной зоне конфликта. И в этом контексте требует внимания концентрация непуштунских группировок, состоящих в основном из выходцев из стран бывшего СССР, Китая, арабских стран, на двух направлениях: это провинции Бадахшан и Кундуз, то есть таджикистанский участок границы, и провинции Батгиз и Фариаб – участок границы с Туркменистаном. Отчасти эта концентрация обусловлена самим ландшафтом, участок границы Афганистана с Узбекистаном не только наиболее организован в военном отношении, но и труднопреодолим в природном. Очень любопытно развивается ситуация на туркменском направлении. В Ашхабаде, судя по всему, рассчитывают в случае выхода к границе талибских группировок на повторение тех принципов, которые практиковались руководством Туркменистана в аналогичной ситуации во второй половине 1990-х годов. И основанных на возможности «договориться». В 1990-х сотрудничество между талибами и Туркменистаном и в самом деле носило весьма конструктивный характер. Но тогда афганские туркмены не являлись какой-либо самостоятельной силой, в настоящее же время под брендом талибов в ряде провинций (Кундуз, Батгиз, Фариаб) действуют этнические туркменские группировки «талибской» направленности, так называемые «туркменские джамааты», в среде которых ведутся разговоры и о предъявлении территориальных претензий к Туркменистану в районе Мары и Серахса.
Способность КНР и Узбекистана перевести свои границы в режим изоляции превращает и без того по ряду критериев нестабильные территории Таджикистана и далее Киргизии в своеобразный коридор угроз. Уже сейчас до 80% контрабанды наркотических веществ афганского происхождения попадает на территорию Узбекистана не напрямую из Афганистана, а с территорий Таджикистана и Киргизии. Региональная разобщенность и латентная напряженность в Таджикистане (открытым всплеском которой, очевидно, являлись события июля 2012 года в Хороге), неполная подконтрольность центральной власти огромных регионов – ГБАО, Каратегинской зоны, протестные настроения в Согдийской области (особенно в Исфаринском и Горно-Матчинском районах) создают фундамент для выхода ситуации на более высокий уровень нестабильности. Фрагментация Киргизии и бессилие бишкекского правительства, высокая степень прозрачности афганско-таджикской и таджикско-киргизской границ формируют сконцентрированный поток всего разнообразия угроз в направлении юга Казахстана и далее в Россию. Туркменистан и Таджикистан – это слабые звенья региональной безопасности. А цель концентрируемых на их направлении группировок – совсем не завоевание власти в Кабуле.
