Екатерина Кузнецова
Перспективы сотрудничества с ЕС свелись к пресловутому вопросу об энергетической безопасности.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
19 февраля в Брюсселе состоялось вроде бы рутинное для Европейского союза событие – на заседание Совета ЕС съехались профильные министры стран-участниц, чтобы обсудить положение дел в области транспорта и энергетики. Совет принял тоже вроде бы непримечательное решение – одобрить выводы к сообщению Комиссии для Совета и других главных органов ЕС по вопросу второго стратегического пересмотра энергетической политики. Вот только для России эта бумага более полезна и информативна, чем любой саммит Россия–ЕС.
Она проливает свет на то, какой будет позиция ЕС на переговорах о будущем соглашении о партнерстве и сотрудничестве с Россией, как может быть расширен мандат для переговоров, на какие уступки европейцы готовы пойти и какую политику они намереваются проводить в отношении нашего общего «ближнего зарубежья».
Обидно констатировать, что широчайшие перспективы сотрудничества между Россией и ЕС в последние годы свелись к пресловутому вопросу об энергетической безопасности. Однако последствия этой трансформации существенно шире, если так можно сказать, сужения окна возможностей. Императив энергобезопасности, усугубляемый газовыми войнами, становится движущей силой двух важных процессов в Европе – заметной по масштабу модернизации производства и малозаметных геополитических подвижек, которые вкупе могут привести к изменению экономического и политического ландшафта Евразии.
Именно это подтверждает документ, выводы к которому были одобрены 19 февраля. План солидарных действий определяет основные параметры грядущей коренной перестройки европейских экономик, главными маяками которой станут снижение энергоемкости производства на 20%, доведение доли энергии, получаемой из возобновляемых источников, с нынешних 8,5 до 20%, сокращение выбросов парниковых газов на те же 20% от сегодняшнего уровня.
Ради достижения этих целей европейцы готовы не только потратить более 9 млрд. евро, но и пересмотреть законодательство: обязать строить лишь энергосберегающие здания, установить более высокие стандарты энергоэффективности для всего электрического оборудования – от бытовой техники до уличного освещения – и даже рассмотреть возможность снижения налога на добавленную стоимость (напомню, из него формируется бюджет ЕС) в качестве поощрения за снижение энергоемкости. Не стоит сомневаться, что за несколько лет европейские предприятия полностью обновят основные фонды, внедрят энергосберегающие технологии и научатся работать по новым стандартам. Европейская промышленность имеет все шансы выйти из экономического и газового кризисов обновленной и более конкурентоспособной.
Однако модернизация производства может оказаться далеко не главным итогом газовых споров и конфликтов. Реакция европейцев на январский конфликт вокруг транзита газа между Россией и Украиной носит выраженный геополитический оттенок. Похоже, европейцы осознали, что один общий энергетический рынок, даже располагающий запасами нефти и газа, не решит проблему надежности поставок энергоресурсов из России. Осознали – и решили решать проблему другим способом: созданием по периметру Европейского союза «энергетически дружественной» международной среды.
Шесть масштабных инфраструктурных проектов призваны обезопасить поставки энергоресурсов, и ни один не включает Россию, будто она не обеспечивает 42% европейского импорта газа, будто не существует ни Nord Stream, ни «Южного потока», ни консорциума для разработки Штокмановского месторождения. Европейцы планируют закольцевать Средиземноморье в единую взаимосвязанную систему электростанций и газопроводов, расширив доступ к алжирскому газу (сегодня на него приходится 18% импорта) и производимой в странах Магриба электроэнергии.
Интересно и другое – европейцы впервые заговорили о южном газовом коридоре для среднеазиатского и ближневосточного газа как о деле решенном. Эта транспортная система, когда будет построена, способна серьезно изменить расклад в Евразии в пользу Европы – труба, которая «сама придет» в Среднюю Азию, создаст реальную конкуренцию потребителей, в которой Казахстан, Узбекистан и Туркменистан вполне могут предпочесть гибкую и щедрую Европу неуступчивому и жесткому Китаю. Потенциал проекта этим не исчерпывается – европейцы официально подтвердили намерение в перспективе подключить к южному газовому коридору недружественный Западу Иран. Хотя европейцы и обусловили эти перемены изменением политической ситуации, очевидно, что подобные заявления в значительной степени и формируют те самые политические условия, которых дожидаются европейцы.
Ближайшие планы европейцев суть прямые намеки для России. Итоги последних европейских обсуждений подтверждают, что «энергетическая безопасность» для европейцев все теснее ассоциируется с независимостью от энергопоставок из России. В итоговом документе министры скупо указали на необходимость развивать энергетическое сотрудничество с Россией. На большее они, очевидно, не рассчитывают.
Однако здесь уместно вспомнить, что документ, выводы к которому одобрил Совет, предлагает совершенно иной подход – встроить сотрудничество в сфере энергетики в рамки переговорного процесса о новом соглашении о партнерстве и сотрудничестве. Европейская повестка для России обогатилась двумя важными предложениями. Во-первых, европейцы более не намерены уклоняться от деликатного вопроса о возможности для российских компаний инвестировать в европейские энергетические активы и готовы обсудить конкретные условия без встречных обязательств. И, во-вторых, Комиссия ЕС сочла нужным рекомендовать расширить мандат переговоров, включив в него право обсуждать создание зоны свободной торговли.
Новые инициативы комиссии свидетельствуют о готовности европейцев проявить большую гибкость и готовность к совместному поиску компромиссов. Это дает робкую надежду на то, что стороны откажутся от «стерильного» диалога обо всем и ни о чем в пользу безусловно менее предсказуемого, более трудоемкого, потенциально конфликтного, но, без сомнения, работающего предметного торга.
Заседание Совета ЕС 19 февраля не прояснило консолидированной позиции Евросоюза. И эта неопределенность нам выгодна – она оставляет нам время для того, чтобы, со своей стороны, решиться на компромисс и подготовить встречные предложения.
