Тоби не получит лишнего овса

Александр Феклистов и Елена Яковлева добавляют в известную пьесу множество игровых нюансов. Фото агентства «Москва»

Хоть водевиль Антона Чехова и называется «Медведь» и главным действующим лицом в комедии-шутке является помещик Смирнов, прибывший к вдове, чтобы стребовать долг покойного мужа, в спектакле Центра драматургии и режиссуры (ЦДР) – премьере театра, осуществленной в сотрудничестве с Международным театральным фестивалем А.П. Чехова, роль скорбящей помещицы оказывается чуть ли не главнее. «Медведя», а на самом деле помещика Григория Степановича Смирнова, который в шубе вваливается в дом скорбящей вдовы с явным намерением сегодня вернуть деньги, играет Александр Феклистов, ее, Елену Ивановну Попову, вздыхающую о муже, – Елена Яковлева. Следующие показы спектакля пройдут осенью.

Сценический дуэт Феклистов–Яковлева ведется на равных: два блестящих актера окунаются в стихию комедийной игры с таким азартом и выдумкой, что диву даешься. Однако режиссер Владимир Панков именно в женской роли находит повод для театра. Особый чеховский подтекст, который обнаруживает режиссер, – стихия женского лицедейства, а где лицедейство, там и театр.

Елену Яковлеву поначалу и не узнаешь. Появляется ухоженная дама в трауре, но шик платья, умело подчеркивающий прелести фигуры, столь же хитрые вставки из гипюра, стыдливо прошитые так, чтобы прикрыть, но и в то же время намекнуть на грудь, сразу заставляют как-то не поверить в безутешную скорбь вдовы. Неслучайно ведь «медведь» ей закричит в отчаянии, понимая, что она не собирается платить сегодня (мол, денег свободных нет, да и приказчик уехал), что горюющая дама не забыла о наряде (художник-постановщик Максим Обрезков). Уж если даже «медведь» замечает – значит, вдовушке надо было постараться.

Еще до того как к ней вломится Смирнов, зритель становится свидетелем и даже соучастником театра Поповой, у которой в зрителях не только челядь – им ежедневно хозяйка преподает нравоучительное зрелище о благородной вдове, – но и публика. Елена Ивановна поначалу кокетливо строит глазки, подмигивает, очаровывает зал, чтобы мы вовлеклись в ее игру. Но эти ужимки – ее хитрая уловка, чтобы перейти к исполнению главной роли: обманутой жены. Кем воображает она себя? Сарой Бернар? Ермоловой или оперной дивой в мелодраме со страстями о неверном муже, в которой она одна стоит на подиуме и исполнена благородной верности вопреки злокозненным обстоятельствам, упрямого стоицизма с претензией на героическое премьерство. Где она подглядела такой театр, такую игру, не в Рыблове ли, где полк стоит, а офицеры – чистые конфеты, по словам слуги Луки.

Посвящая нас в тайны ее нелегкой семейной жизни с покойным, умершим ровно семь месяцев назад, она веером капризно бьет по фотографии в рамке (правда, в ее доме два портрета, и не покойного мужа, а Антона Чехова и Владимира Немировича-Данченко). Все мужчины изменяют, даже и такие?!

У дворни (Панков расширил число участников, сделав камерный чеховский водевиль «густонаселенным») на этом подиуме есть свое предназначение: оркестрик и актеры аккомпанируют театру вдовы. В траурных фартуках горничные скользят по сцене, то расставляя круглые, как шары, лампы, то задействуя длинный стол для своих вокальных и танцевальных выступлений. Когда в этом карнавале появляется помещик Смирнов в тяжелой шубе, то он стоит ошалевший, утирая выступивший пот на лбу – то ли от жары, то ли от смущения. Вроде к вдове приехал, а тут черт-те что.

Владимир Панков, продолжая свои эксперименты со звуком, которые начал в группе SounDrama лет этак двадцать назад, отдает равные с драмой права звуку и на этот раз. Композиторы Артем Ким и Сергей Родюков, актеры, получившие право на вокал – Надежда Мейер, Петр Маркин, – живой оркестр, по ходу дела «впадают» в оперный театр. Про страсти, про любовь звучат арии на итальянском, немецком, французском, английском. Этот вокальный натиск усиливает ироничный контекст водевиля.

И вот в такой исполинский оперный театр попадает простодушный помещик, совсем не бретер. Даже когда он говорит о себе, что-де трижды стрелялся из-за женщин, двенадцать женщин бросил сам, девять бросили его, Смирнову Феклистова не очень-то веришь. Кажется, он самопрезентацию делает с чьих-то чужих слов. Может, в бытность его службы в артиллерии кто-то гусарствовал – Смирнов запомнил. Но вот тому, что у него десять тысяч годового дохода, он имеет отличных лошадей, не влюблялся пять лет и половину состояния прожил на нежном чувстве, веришь. Видимо, герой Александра Феклистова однажды крепко обжегся и, заглянув в душу «нежного созданья», увидел, по его словам, обыкновенного крокодила. Смирнов простодушен, в нем нет никакого второго плана. Приехал за долгом, вступил в словесный поединок с вдовой, вызвал ее к барьеру. Сбросил шубу, чтобы ею отмерить шаги на поединке, и не заметил, как влюбился, о чем тут же сообщил той, которой минуту назад собирался пробить лоб.

Теперь настает момент смущения вдовушки: Елена Ивановна оскорблена, поначалу она идет на бой под лозунгом: «За благородную женщину» и полна воинственной решимости. Маска траура сброшена. Она с энтузиазмом хватает пистолет, который никогда в руках не держала, чтобы преподать урок этому бурбону. И вдруг слышит объяснение в любви. В том, как Яковлева и Феклистов ведут этот диалог, чувствуется высочайшее актерское мастерство, в котором столько игровых нюансов, комедийных оттенков. За словами не только прячутся внезапно возникшие чувства, но эти самые слова содержат прямо противоположные смыслу переживания. Если Попова гонит Смирнова, то на деле она просит его не уходить, если она проклинает весь род мужской, то на деле уже понимает: дуэль закончится браком. И Тоби, любимой лошади покойного мужа, которую вдова приказывала побаловать в начале пьесы, уже не видать лишней осьмушки овса.