0
2323
Газета Культура Интернет-версия

31.05.2017 00:01:00

Михаил Бычков: "В Андрее Платонове нужно раскрывать человеческое"

Тэги: воронеж, платоновский фестиваль, камерный театр, михаил бычков, золотая маска


воронеж, платоновский фестиваль, камерный театр, михаил бычков, золотая маска Для Михаила Бычкова нет мелких вопросов. Фото со страницы Камерного театра в Facebook

В пятницу в Воронеже открывается VII Платоновский фестиваль – его идеолог, режиссер и худрук Камерного театра Михаил БЫЧКОВ поделился с корреспондентом «НГ» Елизаветой АВДОШИНОЙ подробностями фестивальной программы – 2017, впечатлениями от поездки Камерного на «Золотую маску» и размышлениями о судьбе местного института искусств, где воспитывает молодых актеров.

Как продвигается работа над оперой «Родина электричества»?

– Борюсь за Платонова, чтобы в игре ритмов, причудливых музыкальных фраз современного композитора (сочинение Глеба Седельникова. – «НГ») не замуровать платоновские слова, смыслы, которые поют солисты и хор. Целую систему титров придумали: они будут сопровождать действие, чтобы платоновские формулировки могли дойти до зрителя. Ведь что такое Платонов? Это очень трудно. Через десяток страниц становится тяжело читать. А уж в театре считается, что смотреть Платонова просто невозможно. Но в нем нужно раскрывать человеческое! Оно и в опере никуда не уходит.

Экспериментом постановка является для солистов местной оперы?

– Естественно. Это первая попытка поставить оперу по Андрею Платонову. В нашем Театре оперы и балета это первая за многие годы современная опера.

Кто приезжает в Воронеж для участия в фестивале?

– Для нас большая честь принимать театр «Протон» Корнеля Мундруцо из Венгрии. Впервые в России, после Венского фестиваля, спектакль «Имитация жизни» будет показан у нас. Очень важен Нидерландский театр танца, легендарный, к нам приезжает его молодая труппа с четырьмя одноактными балетами. Эти два коллектива в нашей программе-2017 представляют для меня наибольший интерес.

А интерпретации произведений Платонова какие в этом году?

– К нам приезжает Драматический театр Варшавы (спектакль «Русский контракт»), в прошлом году мы бились за то, чтобы к нам приехал «Чевенгур» Франка Касторфа – он доедет теперь в видеоверсии. Платонов жив, подвергается и творческому, и научному осмыслению. В Германии целый номер журнала вышел о Платонове (Osteuropa, выпуск «Андрей Платонов. Утопия и насилие») и новый перевод «Чевенгура». Белорусы привозят к нам «Фро» в формате театра кукол… Так что программу собираем без натяжки, не наскребаем. Даже от двух-трех спектаклей пришлось отказаться.

Не так давно ваш театр получил новое здание. Как переезд отразился на творческой политике театра?

– Для того чтобы здание возникло, должны были появиться определенные условия. Как это часто с русским театром бывает – в нашей области появился новый губернатор (он был московским министром и впервые поехал на периферию), который что-то разглядел в наших спектаклях. Завязались отношения, которые выходили из ряда формальных. Я стал советником губернатора по культуре, возникли Платоновский фестиваль, благотворительные проекты.

Когда появилась возможность строить здание для нашего театра, я визировал весь процесс – отбор материалов, применение технологий. Театр строился под плотным, ежедневным наблюдением – моим и нашего директора. У нас в телефонах была онлайн-трансляция со стройплощадки, мы ругались на планерках, сидели в каталогах, выбирали оборудование, более того, следили, чтобы люди не завышали цены, не воровали. Звонили, например, и спрашивали: а почему перестали подвозить бетон? Все было жестко, и мы отдали этому часть своей жизни.

Действительно, на открытии нового здания (в 2014-м) вопрос, чем теперь его заполнять, возник. Как организационно-художественный и как творческий. Мы завели продюсерский отдел, придумали, что с 12 часов дня будем ежедневно открыты для всех желающих. Раз в месяц мы обновляем экспозиции в галерее, открыли свое кафе. Возникли творческие встречи, проекты «автор–сцена–текст» с читками по современной драматургии, «Лекции в театре», «Литературное воскресенье», видеоантология мирового театра.

Открылись мы эскизом по «Борису Годунову», спектаклем на пустой сцене, фактически без сценографического решения. Потом такой проект назвали «Театр Light». Сегодняшний зритель так устроен, что за него не нужно все додумывать, дорисовывать, как в прежние времена.

Сейчас я выпустил два дорогих для меня спектакля, и главное, очень живых: «Дядя Ваня» и «Гроза». Актерские, пульсирующие эмоциями, они отражают нынешнее мое понимание жизни. Более внятные, чем я прежде позволял себе. Время такое, что нужно быть откровеннее и определеннее. Я заряжаюсь от артистов. Если раньше я просил их выполнять мои режиссерские задания, то теперь мне интересно с ними вместе рассуждать, придумывать.

Для меня сейчас естественно в своем театре делать один спектакль в год. В данный момент на Малой сцене у нас молодой режиссер из Петербурга Николай Русский ставит Хармса (спектакль вырос из эскиза на Лаборатории Олега Лоевского. – «НГ»), на Большой – Марфа Горвиц «Осенний марафон».

Какой самый мелкий вопрос вы решали в новом здании?

– Последний – что сажать в цветочные ящики возле летней веранды театрального кафе. Какие-то цветочки назвали, я сказал – нет, это для бюргер-хауса; давайте не будем разводить мещанские цветы. Они посоветовались, спросили: можно ли лаванду? Лаванду можно. Ну а как иначе? 

В своих работах вы обращаетесь к ХХ веку, интерпретируя классику через ту эпоху. В «Дяде Ване» – 70-е годы, в «Грозе» – 20–30-е. Почему?

– Я сформирован, наполнен тем временем. Что добавилось для меня в XXI веке? Устрицы, Париж, гаджеты, Интернет – всякая такая ерунда, которая к сущности не относится. А все главное случилось там: мама, папа, детство, школа, любовь и дружба, сын, приход в профессию, Мария Иосифовна Кнебель, Брежнев, Олимпиада-80, когда мы учились в ГИТИСе, танки перед Белым домом, первая заграница, Балтийский флот...

В вашем театре актеры в спектакле играют по нескольку ролей. Почему?

– Раньше это была вынужденная мера (актеров и сейчас в труппе мало – всего 17 человек. – «НГ»), но любая вынужденность в искусстве продуктивна. Она многое рождает. На нашей старой тесной сцене был и Шекспир, и Лермонтов, и Павич. Артист не просто приходит отработать эпизод. Для актера спектакль становится многозадачным. У нас судью в «Дураках на периферии» по Платонову раньше играл актер, но из-за его болезни потребовался ввод: пришлось играть актрисе. Людей не хватало. И мы придумали, что этот герой не «он» и не «она», а «оно». Теперь я знаю, что это работает, хотя не декларирую нигде как фирменный прием. Распределяли мы недавно «Осенний марафон» – много маленьких эпизодов. Но в результате пять человек его будут играть. Им так интереснее. Потому что в театральном смысле там ролей-то две-три. А так – нет: будет калейдоскоп, круговерть.

Чем вас должен заинтересовать другой театр, чтобы вы согласились на постановку?

– С возрастом становятся важны условия, в которых ты существуешь и работаешь. Поэтому я сейчас не езжу и не ставлю. Не хочу. Когда я ставлю в чужом театре, у меня еще с советского времени осталось ощущение, что я должен оправдывать чьи-то ожидания: чтобы женщины сделали прически и пришли в театр, чтобы зрителей ничем «не облили», чтобы все состоялось. А если в городе один театр – это вообще целая миссия! А в Воронеже у зрителя есть свобода выбора – они знают, на что к нам идут.

Помимо Камерного меня сейчас интересует только музыкальный театр. В опере у меня опыт небольшой: я ставил Бизе «Искатели жемчуга», «Вертера» Массне, «Дон Жуана» Моцарта. Хочется заниматься оперой, потому что там я еще «не наелся». Полдела в музыкальном театре уже сделано без режиссера: есть партии, есть автор, дирижер. Это так приятно не быть единственной инстанцией, которая все определяет, в отличие от драматического театра.

Когда артисты в драме первый раз читают пьесу, которую я им приношу, каждый раз думаю: какой ужас – какой путь мы должны пройти, чтобы из косноязычного, бессмысленного лепета возник спектакль, где все будет ясно. И по этому пути я должен провести их всех. А в опере половину пути артисты к моменту встречи с режиссером уже проходят. И эту красивую музыку можно слушать бесконечно!

Кроме Камерного театра и Платоновского фестиваля в Воронежской академии искусств вы руководите актерским курсом…

– Сейчас очередной этап моего преподавания, я учу актеров, хотя изначально предполагалось, что и на обучение режиссеров будет выдана лицензия. На актерский факультет конкурс ничтожный. Среди мальчиков практически никакой. Среди девочек – три человека на место. Это не конкурс для творческого вуза. Почему? Престиж заведения невысок? Не знаю. Знаю только, что институт наш федеральным Министерством культуры финансируется с каждым годом все хуже и хуже. Финансирование сокращается, работают педагоги за символические деньги. При такой постановке вопроса требовать от людей высококлассной и адекватной отдачи трудно. Поэтому институт выживает из последних сил. На фоне того, как финансируются столичные вузы, можно только позавидовать и задаться вопросом: почему такой разрыв? На мой взгляд, наш институт просто деградирует и организационно, и финансово. Воронежская академия, к моему большому сожалению, теперь в лучшем случае может не испортить одаренного природой человека.

Но еще памятна так называемая эпоха Эдуарда Боякова, когда в академии случился подъем.

– Сколько эта эпоха длилась? Полтора, может быть, года. Что было? Было кое-что сделано в долг, потому что Эдуарду (Боякову – продюсеру, режиссеру. – «НГ») какие-то люди поверили, пошли навстречу, в том числе местные предприниматели. Институт получил новые площади в пользование. Он подтянул людей, меня, например. Но ему никто не оказал обещанной поддержки, прежде всего федеральный Минкульт, который должен был взять и отремонтировать здание бывшей Мариинской гимназии, которое передавалось институту. Бояков рассчитывал на поддержку из Москвы, а там была тишина. А оказывать поддержку здесь, на воронежском уровне, не было законных оснований, вуз – федеральный. Вот все и свернулось.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Юрий Юдин

85 лет тому назад отдельным сборником вышла книга «Малахитовая шкатулка»

0
1036
Нелюбовь к букве «р»

Нелюбовь к букве «р»

Александр Хорт

Пародия на произведения Евгения Водолазкина и Леонида Юзефовича

0
734
Стихотворец и статс-секретарь

Стихотворец и статс-секретарь

Виктор Леонидов

Сергей Некрасов не только воссоздал образ и труды Гавриила Державина, но и реконструировал сам дух литературы того времени

0
355
Хочу истлеть в земле родимой…

Хочу истлеть в земле родимой…

Виктор Леонидов

Русский поэт, павший в 1944 году недалеко от Белграда, герой Сербии Алексей Дураков

0
489

Другие новости