Елизавета Авдошина
Из личного архива Владимира Смирнова
Весеннюю премьеру по произведениям Антона Чехова «Цветы запоздалые» в Губернском театре сыграют в начале апреля. В преддверии премьеры режиссер, ученик Сергея Женовача, постановщик спектакля Владимир Данай - широкому зрителю больше известный как актер Владимир Смирнов - приоткрыл «НГ» подробности предстоящего дебюта в театре под руководством Сергея Безрукова. И поговорил с корреспондентом Елизаветой Авдошиной о том, как мыслит режиссер на сцене и на съемочной площадке.
- Спектакль в Губернском театре – ваша вторая столичная премьера после «Безотцовщины» в театре «Сфера». Почему выбор опять пал на Чехова?
- От театра пришло пожелание, чтобы спектакль был поставлен по русской классике. И на тот момент у меня в голове был рассказ Чехова «Цветы запоздалые». Его произведений в репертуаре Губернского еще не было.
- А с чем связан выбор снова Малой сцены?
- Это связано с жизнью самого театра в первую очередь: Большая сцена очень занята и по выпускам и по репертуару. К тому же наш спектакль предполагает камерность и будет идти без антракта.
В центре рассказа два персонажа: доктор Топорков и молодая девушка Маруся. И, вроде, кажется, что главный герой Топорков, но без Маруси не было бы истории. Сюжет будет дан через призму персонажа Топоркова, но Маруся будет «вести» спектакль. Инсценировку я делал именно по «Цветам запоздалым», остается их структура, но туда внедряется и рассказ «Крыжовник», и одноактная пьеса «О вреде табака». Это схоже с фильмом Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино» - кроме «Безотцовщины» в сценарий вошли другие произведения Чехова.
- Ваш соавтор тоже проверенный сотрудничеством человек – художник - сценограф Дмитрий Разумов. Отчего так крепко сложился тандем?
- С Димой хочется работать. Он требовательный к цехам, себе. В театре это важное качество. Важно добиваться от театра задуманного, чтобы не была нарушена технология, которая потом влияет на идею. Иначе от всего «одеяла» концепции отрываются куски, и от твоей идеи остается все меньше и меньше.
- По преимуществу в актерской команде спектакля заняты недавние выпускники ГИТИСа…
- Да, эти ребята (хорошие, с курса Леонида Хейфеца) еще мало играют в спектаклях, они только пришли в театр. В Губернском, так случилось, сейчас мало молодых, то есть те, кто молодые – им за 30. А у Чехова, например, Марусе 17 или 18 лет. Если брать в 32 года, то через пять лет это будет 37. Поэтому здесь хотелось сохранить возрастное соотношение.
- Вы активный участник театральных лабораторий в регионах. Какие проекты запомнились?
- В Свердловском Театре Драмы была лаборатория по современной прозе. Я перечитывал и Сорокина, и Пелевина, и Слаповского. Но в итоге делал эскиз по роману Валерия Золотухи «Свечка». Такая большая книжка в четырех частях. Он роман этот писал 10 или 12 лет. Она огромная, больше, чем «Война и мир». Это хороший автор. «Свечка» - роман о России:ветеринара Золоторотова арестовывают правоохранительн
С одной стороны с помощью механизма лаборатории ты сам себя проверяешь, но с другой – у тебя нет ответственности.
Еще была лаборатория в Мичуринске. Театр предложил пьесу Ханоха Левина «Крум». Пьеса, где главный герой, сорокалетний парень возвращается на родину после неудавшейся жизни в Америке, у него умирает от рака друг, умирает мать и он понимает, что жизнь прошла, а у него ничего еще не началось, а казалось, что вот-вот и он будет писателем. Такая вот тема потерянности. И зритель на обсуждении очень откликнулся, но эскиз спектаклем не стал.
С лабораториями сложно: иногда кажется, что большая, качественная работа проделана, что только чуть-чуть доработать, но театры не делают предложения режиссеру довести стартовый эскиз до полноценного спектакля.
Из лаборатории возник мой спектакль в театре Норильска «Фиолетовые облака», с ним мы съездили на фестиваль «Коляда-plays» (постановка по пьесе Анжелики Четверговой, ученицы Николая Коляды – прим. «НГ»). Артисты были счастливы - впервые за 8 лет они выехали за пределы города. Жизнь в Норильске необычная - все время хочется спать, потому что полярная ночь. И такой режим работы, что с утра репетировали, потом все расходились, чтобы спать, потом еще вечером работали. Так что одну большую репетицию провести в театре было невозможно. Серьезно. Там и дети позже учатся. Еще погода меняется, то -40, то -50. Лаборатория у нас была как раз зимой.
- Чем отличаются, на ваш взгляд, региональные театры от московских?
- По большому счету, только тем, что артисты не снимаются. Условие московской жизни таково, что ты иногда репетируешь спектакль без артиста.
- Вы, как актер, успели послужить в Театре Романа Виктюка. Что вам это дало профессионально?
- У меня был шок, потому что я видел спектакли Виктюка, а потом столкнулся с ним в работе. Виктюк - мастер психологического метода, как ни странно. Он классно делает разбор, классно предлагает решение сцен. Но есть момент эстетики, в которую потом все очень мощно упаковывается. Можно сказать, что Виктюк меня вдохновил заниматься режиссурой.
Когда я учился в Щепке, мне было интересней режиссировать. Мне однокурсники всегда говорили: «Помнишь, ты мне такую сцену придумал что, когда я выходил, все в зале хохотали». Так что мне советовали: «Тебе нужно идти на режиссера». И когда я уже работал у Виктюка, понял, что хочется больше понимать про театр, чем это происходит со стороны артиста. Хотелось максимально охватывать. Мне было интересно, как получается форма спектакля? Как это происходит?
- Вы продолжаете сниматься в российских сериалах. Сегодня эти съемки не отвлекают вас от «высокого искусства»? И изменилось ли ваше отношение к теле- и киноиндустрии после занятий театральной режиссурой?
- Нет. Я не думаю об этом. Мне интересно все. Ведь кино – это процесс. Ты по-другому к нему относишься, когда охватываешь больше, чем с позиции артиста. Но кино и театр живут по разным законам. Это связано с вниманием. У меня есть ощущение, что кадр - это сцена, просто маленькая. Только одна голова на этой сцене. А мизансцена – поворот головы или ракурса глаз. Потом монтаж. А в театре – иные средства. В театре все время общий план.
Мне интересны актеры на съемочной площадке, их разговоры про режиссуру. Вот два моих коллеги недавно обсуждали, как режиссер ничего не понимает – не понимает сцен, не разбирает отношения. Но возможно, у режиссера была другая задача.Задача большая. У него - задача экрана.
По организации киноиндустрия намного круче театра. Я думаю, это связано с большими деньгами – съемочная смена очень дорого стоит. Есть план дня. В театре – совсем не так. Тебе могут не сдать вовремя декорации, костюмы. А в кино, если приехала съемочная группа, и не готова площадка – это скандал. Большой. Такого не может быть в сегодняшнем производстве.
- Вас не смущает подчас уровень сериальных режиссеров?
- На съемочной площадке уровень режиссера неизвестен, потому что ты находишь задачи, чтобы работать. А дальше все показывает экран. На площадке – это только набор кадров. А как будет при монтаже – неизвестно. Да и в театре: делаешь одну сцену– о, классно, а что будет, когда соберутся все сцены - неизвестно.
