Иисус снова на сцене

Жизнь в розовом цвете Богомолов высмеивает. Фото Екатерины Цветковой предоставлено пресс-службой театра

После легкой комедии Вуди Аллена Константин Богомолов обратился к сказочной пьесе Евгения Шварца «Дракон», куда менее безобидной. Режиссер не изменяет своему стилю и работает с одними и теми же актерами, да и худрук театра Олег Табаков с удовольствием выходит в его постановках.

«Дракон» – седьмой спектакль режиссера в МХТ, именно здесь начался и скандальный Богомолов («Карамазовы»), и броский, почти бульварный (от «Идеального мужа» до «Мушкетеров»). В новом опусе наравне с уже привычным отказом от театра переживания в пользу театра представления, пародии на масскульт, попсовых шлягеров в роли лирических интермедий и проч. – явно движение к сокращению места для живого актера в театральном произведении. Шварцевская притча в преломлении богомоловского метода – это череда озвученных инсталляций, отмечающих, как в календаре, течение времени.

Первая часть, в которой Ланцелот (Кирилл Власов) в приторном облике старого романтика с гитарой на плече заходит в дом архивариуса и знакомится с прекрасной Эльзой, разворачивается в интерьерах советской квартиры послевоенного времени. Это копия мизансцены сразу из нескольких спектаклей Богомолова и художника Ларисы Ломакиной. В комнате с облезлым шифоньером и клетчатым диваном неподвижно, вперив взгляд в зрительный зал, поместился Кот по кличке Машенька (Кирилл Трубецкой). Он и расскажет о вышестоящих – по привычке беззвучно. О страшном Драконе, к которому, правда, за 400 лет все порядком привыкли. Дракон-то в человеческом обличье, конечно, вовсе и не страшен: по-свойски заходит к своим горожанам вместе с женой и сыном, садится за обеденный стол и непринужденно предлагает закурить. Лицо Игоря Верника искажено густым, нарочито неестественным, разъедающим лицо гримом под обильными бровями – ни дать ни взять лицо Сталина в рытвинах от оспин.

Замерев, как на флешбэке, на воспоминаниях войны (советским солдатом под кадры из «Вечно живых» Ланцелот проведет ножом по горлу фашистского Дракона), эпоха сменится следующей. Оттепель. Мальчик-стиляга Генрих (Павел Табаков), сынок сбрендившего чиновника, оставляет далеко позади обессилевшего Дракона. Любопытно, что на сцене появится живой осел. Священное животное, ипостась божества, одновременно и символ низости, насилия. Обе интерпретации режиссер удерживает в разговоре о природе идолопоклонничества.

К Христу Богомолов в «Драконе» обращается, кажется, даже слишком часто: припоминая из «Мастера и Маргариты» встречу Иешуа с прокуратором; заканчивая «военный» акт стихотворением Константина Симонова («Жди меня, и я вернусь …» читает Иисус в терновом венке), то есть не давая разночтения, что за Спаситель подразумевается в данном сюжете. Но эти сверхконкретные сближения даны, безусловно, не с целью прямой трактовки, что было бы слишком просто, если не сказать примитивно. Иисус – это тот миф о вечном мученичестве, к которому мы органически привязаны. И этот миф здесь десакрализирован: центральный символ спектакля – изображение, не раз возникающее на верхнем экране над сценой, «над схваткой» – картина Ганса Гольбейна Младшего «Мертвый Христос в гробу». К груди Спасителя приникает комар (анимационно дорисованный), его маленькое прозрачное тельце наполняется кровью. Тут впору вспомнить Дали с полчищем сюрреалистических муравьев. Христос, навечно запечатленный между смертью и бессмертием, беспомощен.

Еще раз образ Христа появится уже в пространстве нашего времени – он сменит на телеэкране внутри глянцевого съемочного павильона кадры коллективистской, парадной советской жизни. «Красный цвет, выцветая, становится розовым» – этой емкой метафорой, на первый взгляд резюмирующей сценографические метаморфозы, Богомолов обозначает исторический переход, где «вегетарианское» настоящее – только обесцвеченная кровь прошлого. Остается добавить только, что розовое поглотит черное – четкое, где было понятно, что есть добро, а что есть зло. «Советское» превращается в «светское», религия заступает на место новой идеологии. К Христу на экране добавляется святой отец на сцене (в него трансформируется прислужник бывшей власти – герой Павла Табакова), который публично исповедует глупышку Эльзу (Надежда Калеганова), ждущую своего Ланцелота. Тему рыцаря и принцессы в «Драконе» Богомолов нещадно троллит как дешевое розовое фэнтези.

В мягкое и нежное режиссер одевает и Олега Табакова. Хитроумный паралитик-бургомистр уже занял место самовлюбленного душки-короля. Богомолов подключает еще одну небезызвестную сказку Шварца. «Позвольте мне сказать вам прямо, грубо: вы великий человек, государь!» – наклоняясь к гримасничающему королю, произносит Дракон, теперь обслуживающий новую средневековую власть. «Никогда не бойся говорить мне правду в глаза, даже когда она неприятна», – купается Табаков-король в этом самоупоении. Вместо занавеса на сладкий розовый мирок опускаются рыжие языки пламени.