Пустячок, а лирично. Пушкинский музей отмечает 150-летие Василия Кандинского

Тем, кто хочет увлечься абстракцией, лучше начинать с Кандинского. Фото автора

Музей отмечает юбилей художника  Василия Кандинского выставкой «Багатели». Живопись на стекле, акварели и рисунки. 1915–1920», открывшейся в Галерее искусств стран Европы и Америки XIX–XX веков. Куратор показа, заведующая Отделом личных коллекций ГМИИ Наталия Автономова собрала историю о Кандинском как художнике лирическом и романтическом, хотя здесь показывают даже лубки и сделанные по эскизам Кандинского Дулевским заводом чайные пары. А за романтический мотив зацепили другой сюжет – о женитьбе художника на Нине Андреевской, чьи работы сейчас представили впервые.

Жаль, что они не вместе, – думаешь, рассматривая камерную, в полсотни работ, но изящную выставку. Юбилей основоположника абстракции российские музеи празднуют отчего-то по отдельности. Весной Третьяковка показывала его эрмитажную «Композицию VI» и «Композицию VII» из своего собрания (см. «НГ» от 06.06.16), потом они переехали в Эрмитаж, который дополнил экспозицию другими работами. Осенью свою выставку – «Кандинский и Россия» – открыл Русский музей, теперь – Пушкинский. На этих выставках музейные собрания «пересекались», но общего большого проекта делать не стали. В ГМИИ же кроме произведений из российских музеев и частных собраний привезли вещи из Азербайджанского музея искусств.

На Волхонке взяли 1915–1920 годы, московский период между двумя немецкими: Кандинский уже основал «Новое художественное общество Мюнхена» и стал соучредителем «Синего всадника», опубликован его трактат «О духовном в искусстве», с 1900-х он подбирался к абстракции и в 1911-м написал картину, считающуюся его первой абстрактной – «Картину с кругом» (хранится в Национальном музее Грузии в Тбилиси). Технику «живописи под стеклом» он осваивал в начале 1910-х в Баварии и практиковался в ней и в Москве, на французский манер назвав свои опусы «багателями» – «пустяками», «вещицами», «безделицами». В качестве немецкого примера в Пушкинском взяли религиозные картинки на стекле конца XIX – начала XX века с изображением святых – яркие и наивные. Кандинский в «багателях» вспоминает свои ранние фигуративные символистские работы, а теперь старательно мастерит, к примеру, амазонок. Воинственные девы у него обратились в нежных барышень, обряженных в платья в пол: «Амазонка с голубыми львами» 1918 года, к примеру, это девушка в синем платье, скачущая на розовом коне над усадьбой, вход в которую обрамляют кошачьего вида львы. Это всадница, превратившаяся в геральдический знак, но весьма кокетливый и романтический. Про романтизм художник говорил, что тот «глубок, красив, его содержание радостно; это кусок льда, в котором сияет огонь».

И если, с одной стороны, здесь экспонируют немецкую живопись на стекле, с другой, окажется русский лубок. Не только потому, что он был в собрании Кандинского и, что общеизвестно, повлиял на развитие русского авангарда, и чтобы сравнить его с ксилографиями самого художника на выставке, – но и ради «багателей», думается, тоже. Один из самых эрудированных мастеров авангарда, теоретик, Кандинский создает именно что вещицы – названием проговаривая «необязательность», несерьезность «багателей», ставя их в линию народного искусства (не стилистикой, а скорее ясностью изображения – они как открытки), но вместе с тем работая над ними скрупулезно.

В «багатели» вплетена и любовная линия, и если Кандинский, очаровавшись голосом Нины Андреевской после телефонного разговора, сделал акварель «Одному голосу», то уже после их женитьбы сама она тоже стала делать «багатели» – здесь им отведен отдельный зал, в том числе по рисункам мужа.

Здесь еще думаешь, что, наверное, тем, кто хочет увлечься абстракцией, лучше начинать с Кандинского. Не с Мондриана и не с Ротко. Кандинский эмоционален, он чувствовал музыкальность цвета.  Именно колорит помогает «втянуться» в его абстракции. В теперешнем экспозиционном маршруте куратор показывает, как абстрактные и изобразительные, привязанные к реалистичным мотивы у художника соседствовали и сплавлялись. Серию акварельных абстрактных композиций, поименованных просто буквами, Наталия Автономова «перебила» рисунком «Жар-птица», и вышло очень органично. Те же линии, штрихи и цветные пятна, что и в абстракциях, но в них начинают проступать контуры птицы, всадника и других героев, только они теперь живут в пространстве, какое Кандинский строил для беспредметных работ. Оно разворачивается не планами, а интуитивным, эмоциональным сочетанием линии и цвета на плоскости. И про выставку, пусть и охватывающую короткий этап, можно сказать, что она о том, как он с разных сторон к художественной форме, то уходящей в абстракцию, то «возвращающейся» на шаг назад, подступался. Недаром он писал, что «всякие побочные соображения, и среди них соответствие формы так называемой «природе», т.е. природе внешней, несущественны и вредны, так как они отвлекают от единственной задачи формы – воплощения содержания. Форма есть материальное воплощение абстрактного содержания».