1968-й не состоялся

Роковой для Манон момент. Фото Михаила Логвинова предоставлено пресс-службой театра

В Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко прошла премьера оперы Массне «Манон». Этот сюжет полюбился московским импресарио: в афише этого театра уже есть одноименный балет, а опера Пуччини «Манон Леско» – так как об этом еще не объявлено официально, оговоримся, – возможно, в ближайшие сезоны появится в Большом театре с Анной Нетребко в заглавной роли.

Историю XVIII века режиссер Андрейс Жагарс и его соавторы – сценограф Рейнис Сухановс и художник по костюмам Кристине Пастернака – перенесли в 1960-е, даже конкретнее – в 1968-й, если судить по обстановке полицейского участка, где свалены плакаты, с которыми французские студенты вышли на улицы. В спектакле, пожалуй, представлено то самое общество потребления, против которого и взбунтовалась европейская молодежь. Кажется, что от истории страстной любви, воспетой аббатом Прево, а за ним и Жюлем Массне (и еще несколькими композиторами, так популярен был этот сюжет в романтическом XIX веке), в спектакле Жагарса не осталось ровным счетом ничего – налицо все пороки общества потребления, против которого и взбунтовалась, по сути, европейская молодежь в 1968-м. Очевидно, в лице Манон оно и гибнет – иначе объяснить смерть главной героини в этой постановке обозревателю «НГ» фантазии не хватает.

Но тема эта все же проходит в спектакле по касательной: ровно то же самое развитие сюжетной линии можно бы представить сегодня. Почему нет? Юная провинциалка попадает в Канны (действие начинается на вокзале знаменитого города) и заглядывается на окружающих светских дамочек. Вот бы стать такой же, как они! Красивой, нарядной (элегантность этих нарядов, конечно, весьма сомнительна – леопардовые расцветки, золотые цепи и прочее), свободной. А тут – отправили в монастырь (предположим, учиться). Конечно, надо сбежать с симпатичным пареньком в Париж. В Париж! В квартиру с панорамным видом на Эйфелеву башню, с собственной горничной... А там, гляди, и богатенький «папаша» подвернется. И вот – она уже сама светская львица и вполне может составить партию тем дамочкам, на которых еще вчера с завистью заглядывалась. Но – хочется остроты ощущений. А потому – не взбодрить ли бывшего любовника, который – ах! – лечит раны в монастыре? Не взять ли новую планку в покорении мужских сердец и не назначить себе в соперники самого Господа Бога? И это по плечу Манон. Тем более, папаша де Грийе таки ссудил сыну долю материнского капитала. А потому – его надо приумножить в казино. Уж тут Манон чувствует себя царицей мира, а потому приставания старикашки (на которые еще позавчера бы сама напрашивалась) расценивает как пощечину. И инстинктивно отвечает – да вот незадача, ухажер от удара падает замертво. Манон в тюрьме. Она умирает. Как уже было сказало выше, от чего – понять затруднительно, разве что расценивать смерть героини метафорически.

Одна загвоздка – музыка все время мешает. Массне, несмотря на все очевидные недостатки главной героини, пишет оперу о любви. Он воспевает ее трепет, страсть, безудержную, безумную силу! Как бы ни крутила жизнь юную девочку, она любит де Грийе, и ее смерть искупает грехи (так же, скажем, как любовь Лизы спасает душу Германа в известной опере). Возможно, следуя за режиссерской концепцией, и дирижер Феликс Коробов все время вынужден сдерживать оркестр: пылкая любовная тема так и не «прорывается».

Можно было бы рассчитывать на продолжение темы кино – но и она проходит по касательной. На одном поезде с Манон в Канны прибывают кинозвезды – очевидно, именно их поджидает толпа зевак. То и дело всплывают приметы кинематографа того времени, в буклете даже даны прямые ссылки на облик кинозвезд того времени (скажем, Манон в парижской квартире ассоциируется с фотографией молодой, с минимальным макияжем Катрин Денев). Но аллюзиями дело и ограничивается. А ведь те самые бунты в 68-м начались чуть не со штурма Парижской синематеки (а Каннский фестиваль открылся и закрылся в знак солидарности с молодежью).

Среди исполнителей заметно выделяется тенор Липарит Аветисян из Ереванского оперного театра: молодой свежий голос, полетный, трепетный, как нельзя лучше подходит для партии де Грийе. Пожалуй, его участие в спектакле оправдывает с лихвой пусть стильно оформленное, но довольно поверхностное режиссерское решение.