Пушкинский музей хочет заманить публику обнаженными и брендом Парижской школы

В музее таких скучающих обнаженных Фужиты – целая стена. Фото автора

Открывшаяся в Галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков выставка «Шальные годы» Монпарнаса. Живопись и графика Жюля Паскина и Леонара Фужиты из музейных и частных собраний Франции, Швейцарии, Бельгии и России», как говорят в ГМИИ, продолжает знакомство с Парижской школой. Посвященный ей проект проходил на Волхонке в 2011-м, и некоторые показанные сейчас работы Паскина и Фужиты мы уже видели тогда – теперь музей решил «пройтись» по отдельным художникам. В мечтах – показать скульптуру Парижской школы и сделать выставку Хаима Сутина. А начать «серию» решили игриво – Паскин и Фужита были любителями ню. Но это не спасло показ от скуки.

Достаточно почитать биографии Паскина и Фужиты, чтобы понять, как тяжело вести богемную жизнь, а тут еще и рисунки-картины показывают. «Решение объединить произведения Паскина и Фужиты... принято кураторами не случайно. Оба мастера были талантливыми графиками и живописцами, оба переехали в Париж в начале творческого пути, оба увлекались экзотическими путешествиями. Есть немало параллелей и в жанровых предпочтениях…» – сообщает пресс-релиз, хотя, казалось бы, такие определения применимы не только к двум выбранными персонам. Впрочем, некоторую формальность объединения сам же музей и подчеркнул: после вернисажа обещано залы двух мастеров разделить перегородкой, чтобы путешествовать по ним не насквозь, а к каждому входить с лестницы (курируют «Шальные годы» искусствовед и составитель каталога-резоне Фужиты Сильви Бюиссон и научные сотрудники ГМИИ Алексей Петухов и Виталий Мишин). Вероятно, объяснить это можно просто: с правой и с левой стороны от лестницы начинается хронологический рассказ о Фужите и Паскине, но все-таки для одной выставки решение такое выглядит довольно странно. Директор ГМИИ Марина Лошак напоминает, что в 1928 году Государственный музей нового западного искусства (собрание которого после расформирования было поделено между Пушкинским музеем и Эрмитажем) устроил показ «Современное французское искусство», показав в России художников Парижской школы. Если обратиться к временам не столь отдаленным, Марина Лошак, еще в бытность галеристкой, в 2008-м, показывала в «Проуне» выставку Паскина «Интим предлагать!». Теперь настал черед большой экспозиции, по 40 работ на каждого героя плюс параллели с российскими художниками группы «13».

Болгарский художник Паскин (Юлиус Мордехай Пинкас) и японский Фужита (Цугухару Фудзита) любили женщин, меняли привязанности, страдали – все, как полагается. Визитной карточкой выражения этих чувств у Паскина стала «перламутровая» манера с многослойностью перетекающих одна в другую нежных красок. А у Фужиты – техника, которую он назвал «нюхасёку» – «молочно-белая». И в то время как Паскин предпочитал, судя по работам, довольно витальных и порой полнотелых натурщиц, показанные сейчас в музее декадентские и в основном худощавые «Венеры» с Монпарнаса у Фужиты манерно возлежат, кажется, охлаждая все вокруг фарфоровой белой кожей. Смотришь на этикетку – «холст, масло», на картину – гладкая-гладкая поверхность с тонкими, как пером выведенными, контурами. «Фужита, – рассказывает Алексей Петухов, – специально разрабатывал особые грунты, которые на холсте давали почти глянцевую поверхность, а те самые кажущиеся графическими линии проводил маслом, просто тончайшей кистью и – сухой. Где у Паскина цвет, у Фужиты – линия, в этом он остался сыном своей страны (и порой давал прямые отсылки к японской живописи – как в «Играющих детях»). 

Помимо восточных пейзажей у Паскина – вариация на тему Дега с совершающей утренний туалет женщиной, у Фужиты – сценка с девушкой в кафе, в духе пикассовой «Любительницы абсента», но мягче, не с той тоской, а с меланхолией «Бара в «Фоли-Бержер» Мане.  У Паскина – рисованные Сократ и осмеявшие его гетеры, эротическое посвящение Пьеру Мак-Орлану. У Фужиты – живописный, яркий, с округлыми телесами – колоритный лупанарий. В Паскине больше юмора на грани со скабрезностью, его линии «кудрявистей», а работа холсте – маслянистее, «жирнее», размашистее. Когда сразу после него показывают художников группы «13», многочисленные обнаженные Татьяны Мавриной кажутся целомудреннее. 

Фривольностей много, манера почти не меняется, а примеров, кажется, слишком много, чтобы еще удивляться. Как писал Бродский, «красавице платье задрав, видишь то, что искал, а не новые дивные дивы». Ну, графическая Кики с Монпарнаса у Фужиты (модель многих, в том числе и Ман Рэя, с ней он сделал хрестоматийную «Скрипку Энгра»), прорисованная «томными» линиями. А потом целая череда уже живописных портретов разных моделей – в той же манере, все они со стеклянными глазами и с тою же, только теперь чуть подцвеченной красками графичностью силуэтов. Поверх всего этого самым шальным в итоге кажется решение Фужиты в 1959-м, когда ему было за 70, перейти в католичество (в витрине – экземпляр приглашения на церемонию крещения). И принял имя Леонар – ни много ни мало в честь Леонардо да Винчи. Тут даже есть его религиозные образы 1950–1960-х годов, по-своему перепевающие стилистику Северного Возрождения. Причем в сходной манере он создал картину с играющими детьми, «Механический век». Только похожесть детей друг на друга, эти высокие лбы и стеклянные взгляды в отсутствие «детской резвости» производят отталкивающее впечатление. Но это уже вне рамок закруглившейся в 1930-х Парижской школы.