Пять звездочек для русского "Онегина"

В субботу вечером в лондонском Barbican Center закончились гастроли Академического театра им. Евг. Вахтангова. Четыре вечера подряд тысячный зал был полон, уже на третьем спектакле, нарушая свои же правила, служители разрешали тем, кому не хватало приставных стульев, смотреть спектакль, стоя в проходах. В финале многие аплодировали стоя, хотя сами лондонцы признают, что поднять лондонский Barbican удается немногим.

Barbican Center - одна из самых известных европейских площадок. Построенный около полувека назад, этот центр представляет собой сильно улучшенный вариант советских представлений о прекрасном: в огромном комплексе есть и концертный зал на тысячу с лишним мест и, по соседству, такой же почти большой театральный, плюс еще несколько кинозалов, два выставочных, несколько кафе, а кроме того здесь еще действуют какие-то кружки, работает киноклуб для любителей немого кино. Здесь - постоянная база Королевского Шекспировского театра и театра Деклана Доннеллана "Чик бай Джаул", репетирует несколько оркестров и много чего еще. При этом в концертном зале - фантастическая акустика, когда дирижировал русской программой Валерий Гергиев, звук был даже в самых укромных боковых уголках - совершенно кристально прозрачен, увы, в Москве даже старинные залы сегодня такой же акустикой похвастать не могут. А по соседству в это же самое время играли вахтанговского "Онегина" и друг другу эти тысячные залы и эти громкие во всех отношениях события не были слышны и ничуть не мешали. Даже публика в пересекающихся антрактах как-то умело была распределена и в фойе не было тесно.

Успех "Евгения Онегина", кажется, превзошел ожидания организаторов, хотя руководитель британской компании "АртсБридж" честно признается, что шла к этой площадке пять лет (достаточно сказать, что за Театром Вахтангова следуют гастроли "Антигоны" с Жюльетт Бинош, а ближе к концу сезона сыграет свою "Последнюю ленту Крэппа" Роберт Уилсон. Но Уилсон, например, играет три вечера, а "Онегина" поставили в афише четыре вечера подряд, что, в общем, для русского репертуарного театра привычным не назовешь, но тут помогло то, что вахтанговцы уже имеют два состава. Так что открывал и закрывал гастроли Онегин - Сергей Маковецкий, а два спектакля посередине роль зрелого героя исполнил Алексей Гуськов. Менялись и Татьяны: в одном составе ее играет Евгения Крегжде, в другом - Ольга Лерман. Ещё про приятное - про успех (что и говорить, победа нашего театра в Лондоне - не то же самое, что рассказы чеховской Аркадиной о том, как ее принимали в Харькове, к тому же далеко не всякий театр, способный поразить фестивальную публику, способен собирать вот так тысячные залы четыре вечера подряд, хотя мог бы, это очевидно, играть с аншлагами и дольше): лондонские критики в ночь после премьеры, даже вот такой, гастрольной, выставляют спектаклям свои звезды, так вот наш "Онегин" получил самые высшие пять звезд от обозревателей сразу нескольких газет, в том числе "Дейли Телеграф", четверку поставили "Файненшнл Таймс" и три звезды - в "Гардиан", правда, выглядит это странно - под восторженной рецензией, наверное, самого известного в Лондоне критика Майкла Биллингтона, который сцену письма Татьяны назвал шекспировской по своему размаху, по силе эмоций, а под нею - эти самые три звезды.

Интересно было наблюдать за реакцией британской публики, русского языка не понимающей (как принято здесь вежливо говорить любому: "О, ваш английский много лучше моего русского!"), на происходящее на сцене. В первый вечер экран с субтитрами повесили слишком высоко и зрители просто пренебрегли переводом. Что не помешало овациям в финале. Так вот, оказалось, что "Евгений Онегин" в Англии - один из самых известных русских сюжетов, как сказала мне Алеся Маньковская, которая много лет уже живет в Лондоне и преподает в консерватории, "Онегин" по популярности идет сразу после чеховских пьес. Уж не говоря об опере, которую там или тут ставят в Англии каждый сезон. Сравнительно недавно прошел фильм с Рэйфом Файнсом в заглавной роли, плюс к этому англичане воспринимают Онегина как своего, - как-никак он русский Чайльд Гарольд, а еще - русский вариант их "Гордости и предубеждения", в общем, история и сам герой - понятные, близкие, но главное - известные. Настолько, что можно обойтись без перевода.

Перед первым спектаклем Туминас репетировал с актерами весь день, почти до последней минуты, и даже начал ругаться на актеров, когда кто-то заметил, что пора уже идти на грим. Сцена в Barbican Center совсем другая, зал поднимается амфитеатром, можно сказать - обнимая сцену с трех сторон, поэтому приходилось фактически придумывать новую редакцию. Плюс к этому часть прожекторов пришлось арендовать. Сами приборы привезли, а работать с ними местные осветители не умеют, так что приходилось художнику по свету Майе Шавдатуашвили придумывать, как обойтись имеющимся светом без потерь. На репетиции Туминас, стоя в зале, не только проходил с актерами весь текст, но и пытался показать, как двигаться, протанцовывая то в одну, то в другую сторону из конца в конец зала: "Жаль, - говорил он, - не могу выйти на сцену, чтоб показать, в зале прохода нет". Действительно, чтобы попасть в другой ряд, надо выйти из зала и войти через другую дверь. Когда спектакль начинается, все двери очень красиво и одновременно бесшумно захлопываются, оставляя публику один на один со сценой.

Когда Владимир Симонов, который играет в "Онегине" постаревшего гусара, прислушавшись к неоднократным просьбам режиссера опустить руки, опустив их по швам, начал что-то изображать пальцами, вызвав всеобщее веселье на сцене, Туминас тоже засмеялся и себе под нос проговорил: "Вот, так и надо играть". А вслух, когда решает похвалить, говорит актеру: "Вот, Симонов сейчас красив... Задумчивый... Как Борис Годунов!" - и все понимают эту заднюю мысль режиссера, напоминающего актеру его недавний побег на сторону - в спектакль Петера Штайна на сцене Et Cetera.

Этой пушкинской игривости Туминас сумел в итоге добиться от актеров. Игривости, игры, которые вовсе не убивают драматизма и даже накала страстей. Да, Татьяна очень смешно никак не может найти себе место в постели и взбить подушку, которая никак не слушается и "не понимает", чего от нее требует хозяйка, но в то же время всем в эти минуты совершенно понятно взволнованное состояние Татьяны, тут же снимаемое хулиганским выходом няни - Людмилы Максаковой с сигаретой во рту: здешней Тане душно в комнате от ее бесконечного курения, это понятно.

Было интересно смотреть, как в финале, начав аплодировать, зрители вставали по мере выхода все более и более главных исполнителей и большая часть зала поднялась в одном порыве, когда вышел Сергей Маковецкий, конечно, бывший центром этой истории. Как, пробежавшись по клавишам пианино в доме Лариных, Онегин вызывает всеобщее "ах", так и Маковецкий проходится в этом спектакле по всему регистру: он играет усталого циника, но и аристократа, и тонкого наблюдателя пушкинских деталей - "как эта глупая Луна на этом глупом небосводе", мгновенно меняя представления Ленского о прекрасном. "Любите самого себя!" - этот аккорд в его исполнении звучит, как смертный приговор. Татьяна с ним не согласна и потому в ужасе мечется по сцене, сгибаясь под грузом садовой скамейки, дорогой ей, как последнее свидетельство ее искренних признаний и пылкого девичьего чувства.

Снег, который впервые - еще только сыгранный, не настоящий, - появляется в сцене дуэли, его, точно в страшноватой, смертельной русской плясовой утаптывают деревенские секунданты, в финале настоящей метелью заметает весь мир. Русский снег, бессмысленный (о чем так точно говорит Маша в "Трех сестрах!") и беспощадный...

В антракте я разговариваю с их лондонской критикессой, которая от спектакля в восторге и от Маковецкого нашего тоже. Весь спектакль писала что-то в свой блокнот - критики всего мира похожи друг на друга. Хвалит Онегина: "Этот актер немного напоминает Айронса. Но он намного интереснее, чем Айронс!"

Ну, что же, я тоже так считаю.