Григорий Заславский
Жанна (Ингеборга Дапкунайте) и Андрей (Александр Новин).
Фото с официального сайта Театра Наций
Как-то странно себя чувствуешь, нахваливая спектакль, на который давно и надолго все билеты проданы, да и мест в Малом зале Театра Наций всего-то 140. Кот наплакал. Пока силы и желание будут у Ингеборги Дапкунайте играть спектакль, «Жанне» аншлаги обеспечены.
Можно ли было на большой сцене играть спектакль, который режиссер Илья Ротенберг поставил по пьесе ученицы Николая Коляды Ярославы Пулинович? Мне думается, да. Но почему-то кажется, что такое камерное пространство по душе актрисе. Оно одновременно и неуютно ей, больше привыкшей к киносъемочному павильону, и в то же время дает возможность «не играть». Насколько возможно «не играть», быть максимально естественной в этом камерном пространстве, вправду похожем своей кубатурой на большую квартиру успешной бизнесвумен, какую она играет. Жанна – не Жанна д`Арк, она – наша современница, деловая, под началом которой большой коллектив, а главное – какое-то большое дело. Внешне она почти ничего не делает с собой, выходя на сцену, – Жанна Ингеборги Дапкунайте больше всего похожа на… Ингеборгу Дапкунайте, если бы она была не актрисой, а деловой женщиной, успешной и притом одинокой. У нее есть бойфренд, провинциал, гора мышц, за которыми не видно человека (характер, настроение больше выражены в словах и перемещениях героя Александра Новина в пространстве, чем в паузах, игре, но таково, вероятно, было желание режиссера – все или почти все сказано внешностью героя), но мы застаем их в тот самый момент, когда он сообщает Жанне, что уходит, потому что любит другую. Она не отпускает – гонит, давая совсем немного времени на сборы. Она в этой истории единственная – «с яйцами», это за время спектакля дают понять не раз, даром что целая сцена отдана танцам мальчиков по вызову. И они тут – бесполые существа. Всё – сама, всё – сама… Первая сцена: он валяется в постели, она входит в квартиру с работы. Скорее всего уже не то что поздно, а ночь-полночь. И сразу видно, понятно: она любит, он – нет. В какую-то минуту может показаться, что актриса нарочно и играет за двоих в этой первой сцене. Сильная актриса, она играет очень сильную женщину. Когда он «проваливает», она знает, что делать: считает до десяти, глубоко вдыхает, выдыхает – и застилает постель.
Собираясь на спектакль, можно найти немало слов о том, что «Жанна» – чуть ли не античная трагедия в современных интерьерах, ну а сама героиня – сверхчеловек, говорит режиссер, «абсолютно эпический персонаж». Пока смотришь спектакль, думаешь, что античные аналоги – может быть, последнее, что приходит в голову, хотя, возможно, и я бы что-то такое написал под конец, когда – после сильных переживаний в театре – появляется желание умными словами отлакировать свои сильные впечатления.
Почему она не снимает белье, оставшееся от бросившего ее любовника? Непонятно. Но эта деталь, в другом случае уничтожившая всю правду характеров и ситуации, тут кажется малозначащей.
В этом спектакле много другой, существенной правды, много очень точных и даже смешных мелочей, вообще – при трагическом и все более, с каждой новой сценой все более и более взбиваемом и взвинчиваемом драматизме, – в этой двухчасовой истории много смешного.
Сцена с коллегой Виталием Аркадьевичем (Андрей Фомин) проходит при почти несмолкаемом смехе и даже хохоте зала. Героиня приводит его, чтобы скрасить одиночество, понятно зачем, а он путает «кул» с «калом», обнимает ее, она ждет, когда же наконец он перейдет к более решительным действиям, а тот отстраняется и наливает по второй, а потом – прямо на кровати, прямо на ней – засыпает. В одежде. А до того – танцует под песню Лаймы Вайкуле «Еще не вечер». Танцует отчаянно, раскованно, так, что страшно стеснительно смотреть на него. Фомин играет очень точно и тонко героя, который совершенно невпопад то вспоминает жену, то рассказывает про детей, а потом схватывается за сердце и принимает таблеточку. И ей уж не до любви. Ученица Коляды, Пулинович чутко ловит живые фразы, «голос улицы»: Виталий Аркадьевич, между прочим, говорит: «Женился на ногах, а жить пришлось с человеком!»
В этом спектакле много правды. Правды чувств, характеров (хочется отдельно отметить крикливую, но от этого не менее трагическую героиню Надежды Лумповой, к которой уходит Андрей). И жестокой правды русской жизни. Русского капитализма – когда Жанна напоминает другую сильную женщину, из пьесы «Васса Железнова». Тоже и сильную, и жестокую, хотя ведь и Виталий Аркадьевич, такой милый, приятный, но девушку, с которой так все прекрасно складывалось, уволил «без объяснения причин», чтобы не портила жизнь в изменившихся обстоятельствах.
В другой сцене – на кладбище, когда кровать «превращается» в массивную могильную плиту, – возникает почти буквальный парафраз из «Гамлета», где у Шекспира заглавный герой говорит, как нетрудно будет найти мертвого Полония.
Эта история – про людей, которые сами создают обстоятельства. «Я не бедная, – жестко обрезает Жанна разговор с сердобольной кладбищенской теткой. – Я богатая, у меня сеть магазинов». Впрочем, конечно, не поэтому ее нельзя назвать «обычной тетенькой».
Эта русская история, вероятно, будет понятна не только в России. Жанна – наша, узнаваемая, но не только европейская красота и манеры Дапкунайте делают ее «всепонятной». Говоря о героине, так и хочется через запятую перечислить названия романов Драйзера: «Финансист», «Титан», «Стоик»… «Американская трагедия»… Скупая на внешние проявления, актриса тем не менее играет всю полноту чувств. Не акварельно, скорее – графикой, карандашом и пером прочерчивая историю. Лука в другой пьесе Горького говорит: «Мяли много, оттого и мягок». А Жанну жизнь била часто. Вот и ожесточила.
