Дарья Курдюкова.
Античные красоты в посетителях выставки возбуждают сугубо интеллектуальные переживания.
Фото автора
Дмитрий Гутов присмотрелся к фривольным сюжетам античной вазописи, к графике Пикассо, в частности к его иллюстрации к аристофановой «Лисистрате», и решил сделать реплики, встав в ряд с великими прошлого. Выражение «прочно утвердиться» он воплотил буквально, выковав свои объекты металлическими и трехмерными. Любви, выпаянной в железе, у наших художников мы, пожалуй, еще не видели. Зато сам Гутов в недавней серии гнул из него иконы.
Дмитрий Гутов не хочет каяться, посему из начатых одновременно проектов с оргиями и иконами в металле сперва показал религию, а уж потом фривольности. Говорит: «Когда посоветовался с мужиками, которые помогают варить и гнуть железо, те в один голос сказали: «Сначала иконы, потом секс, иначе все решат, что ты покаялся». И я послушался голоса народа». Иконы, к слову, даже номинировали на Премию Кандинского. Оба цикла сделаны по одной методе: помещенное в железную раму нагромождение затейливых железных закорючек и линий по ходу вашего движения складывается в сквозной на просвет рисунок. Подходишь сбоку – абстракция, шаг влево или вправо – угадываются контуры фигур, смотришь в фас – либо, как прежде, Богоматерь Оранта, либо, как сейчас, жар любви, в пикантных подробностях цитирующей сценки античной вазописи и Пикассо. Имея за плечами искусствоведческий бэкграунд, Гутов играючи микширует образы и культуры. Только иератическая застылость сменилась эротическим возбуждением. Да еще на нижнем этаже висят картинки-надписи с развеселыми скабрезными народными пословицами, собранными когда-то Владимиром Далем. Ремесленное качество, то, как просчитано, чтобы все эти штришки слились в изображение, удивляет. Шутка ли, чтобы совладать с любовными утехами, Гутову понадобился год, и показанные семь работ – лишь цветочки, художнику пришлось оставить за скобками и распространенные в античности гомосексуальные сюжеты, и групповые, и еще матерные поговорки (как-никак обсценной лексике в РФ объявлен решительный бой).
К чему было городить груду металла? Будучи человеком теоретически подкованным, для названия художник извлек из памяти бальзаковское «Гений нуждается в оргии» и присовокупил к тому и шиллеровское «Обнимитесь, миллионы!» (и то, и то цитируется по выдержке из чтимого им философа-марксиста Михаила Лифшица), и пушкинское, про Татьяну, «душа ждала… кого-нибудь». Главный дешифровщик изображений – видеоинтервью. Из него не только явствует, что в игривых железных виньетках на самом-то деле и необходимость коммуникации с людьми некоего гения-отшельника, и просто-напросто то, что человеческая чувственность переживет все режимы и времена. Но оказывается, и оргиастический порыв митингующей толпы (то самое дионисийское начало, в противовес аполлоническому)!.. Впрочем, в процессе создания автор обо всем этом не думает – смыслы вроде как сами потом оседают на итоговом продукте.
До античных вольностей художник ковал из железа не только иконы – были «Рисунки Рембрандта», созданные в пандан к живописным, металлические «Портреты композиторов». Еще прежде, в 2007-м, на кассельской Документе он показал «Забор» (из железа Гутов воспроизводил то лист из переписки Бетховена, то страницу рукописи Маркса, то, скажем, каллиграфию Ямаока Тэссю), а год спустя на «Русском бедном» – серию «В поисках Небесной гармонии» (где из того же железа и сетки соорудил, например, «Памятник концу кисти»). И везде металл монументализировал быстрое движение руки. Если бы можно было выставить одной компанией все эти тяжеловесные изделия (еще лучше – под открытым небом, как парковую скульптуру), получился бы занятный перевертыш о специфике восприятия, где не пойми из чего вдруг собирается то вновь туманный иероглиф, то икона, то оргия. В том духе, что все условно, и не то, чем кажется, что каноны и стандарты отменены, а у интерпретатора развязаны руки. Но вот беда, это бы обязательно оскорбило чьи-нибудь чувства.
Если считать, что все это дионисийство еще и про сегодня, можно сказать, Гутов чувствителен к болевым точкам. Иконы – про отношения с религией (кстати, именно на их фоне в прошлом году в Галерее Гельмана случилось рандеву Всеволода Чаплина и современных художников). А странный, по-примитивистски и примитивно бьющий в лоб совместно с Виктором Бондаренко устроенный проект «Россия для всех», обозначавший, у кого из знаменитых сколько какой крови, – про проблемы ксенофобии. Видеть ли за формальной трехмерностью объемность смыслов, каждый решает сам.
А вообще Гутов просто увлечен античностью. И не без гордости ссылается на разговор с Борисом Гройсом, как-то обронившим: «Кто сегодня любит греков? Только туристы и Гутов». Тут, конечно, есть лукавство – античные сюжеты переосмысляли на современный лад и АЕС+Ф, и, например, художники Новой Академии Тимура Новикова. Так что периодом, выброшенным на свалку истории, которому Гутов отлил железный памятник, древность не назовешь. Он, правда, оставляет свои реплики максимально похожими на источник, оттого, наверное, все вложенные уже потом в опусы мысли кажутся костылями многозначительности, подпирающими веселую картинку. А так бы все просто пришли и порадовались хлесткой ироничности. Без всякой задней мысли.
