Проворным аллюром бедных гоголевских героев

Федор Малышев в роли Федора Годунова-Чердынцева.
Фото с официального сайта театра

Рецензии на первые представления «Дара», нового спектакля Евгения Каменьковича на Новой сцене «Мастерской Петра Фоменко», выходят в канун сороковин – в понедельник исполнится 40 дней как не стало Петра Наумовича. И вот не знаешь, что и делать: поругать, раз не понравилось, – а он там читает и печалится, а хочется его радовать – мол, мы тут грустим, плохо нам без него, но дело его не засираем, не роняем, все – и актеры, и зрители – его достойны.

А с другой стороны, думаешь и во время спектакля, и после него, – а выпустил бы Фоменко, будь он жив, эту премьеру, не предложил бы отложить, додумать, вдохнуть жизнь в спектакль по Набокову, в котором больше всего не хватает Набокова, его элегантной интеллектуальности или же интеллектуальной элегантности – в общем, того и другого в спектакле нет. Легкость вроде бы в наличии, но эта легкость – какая-то не та, не фоменковская, в ней полетности – нет совсем.

Тяжеловатая конструкция – с железнодорожной стрелкой в центре сцены, от которой расходятся в разные стороны, во все углы трамвайно-железнодорожные пути, и без конца туда-сюда снующие вагонетки «гнут» к земле, не дают забыть о приеме, заданном художником Владимиром Максимовым. «Насыпь железнодорожная – как могила без конца», – стихи не Набокова, совсем не его, да и насыпи в спектакле нет совсем, но мрачность – самая та. Вроде бы и актеры – те же, что год назад сыграли в «Русском человеке на rendez-vous», так легко и с той самой, любимой всеми зрителями «Мастерской...» иронией, не мешающей углубиться в содержание прозы Тургенева, но одновременно позволяющей приподниматься над каждой строчкой, отступать на полшага в сторону и присматриваться к только что сказанному со стороны. А в центре – в роли критика, воображаемой Литературной Необходимости, – Полина Кутепова с выдающимся большим носом, носом, который по наследству перешел к Набокову от Гоголя...

Кутепова в мужском костюме выходит на сцену из глубины, пробираясь сквозь сумрак, сквозь паровозный дым, поднявшийся над сценой. Ноги в брюках видны, а вот лицо появляется не сразу – морок набоковской неопределенности, морок – из гоголевского Петербурга попавший сюда, в эмигрантскую немецкую повседневность. И книги этот критик пробует носом: принюхивается – о, Пушкин, следующую нюхает – Гоголь... Все играют без куража, и сразу видно, как один – как будто бы Тюниной подражает, а другой – как будто бы Пирогову... А с другой стороны, обескураженность их понятна и публике, пришедшей на премьеру. Это была не просто премьера – почти что акция солидарности: мы – с вами, наше театральное счастье мы не забудем, не предадим...

Чаплиниада Кутеповой. Но и в ней – недостает чего-то, может быть, иронической ноты, самоиронии, хотя и то, и другое – все качества и умения как раз из ее арсенала. Из какого-то диалога отпечатывается, остается в голове фраза: «поставим на туза воображенья». Тузов воображенья недостает?

Живое участие зала и даже редкие аплодисменты вызвала реплика литератора Александра Яковлевича Чернышевского (Амбарцум Кабанян) про удушенную мысль наших дней, в которые для молодого автора лестно окунуться в эпоху 60-х... Ох, лестно и приятно, да.

Грустно было. Сухой остаток... Весь спектакль проходил в каком-то сухом шелесте слов – эмоций не хватало, точно и не было совсем. Зачем «Дар», почему «Дар»? Вопросы к режиссеру, который, как мало кто в нашем театре, мог продраться к прозрачности прозы Михаила Шишкина, например. Спектакли «фоменок» ныне обречены на эти бессмысленные сравнения, которые выдержать невозможно, нельзя, но вот ведь малость, хотя какая же малость, – в нем, вернее, в спектаклях его, 79-летнего, почти 80-летнего (но!) не-старика всегда была сексуальная подоплека и энергия сексуальной «отравы», а тут – все молодые и режиссер – из их компании, а секса нет совсем. А как без этого в театре?