Контрольный выстрел

Сцена из спектакля Стефана Брауншвейга.
Фото Cristophe Raynaud de Lage/ Festival d`Avignon

Авиньонский фестиваль близится к концу. Воскресенье – последний день. Во дворе Монастыря кармелитов в течение десяти дней шел спектакль основной программы фестиваля по пьесе Луиджи Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора», поставленный известным французским режиссером Стефаном Брауншвейгом в парижском театре La Colline (в сотрудничестве с Авиньонским фестивалем и другими организациями), который он возглавил два года назад.

Брауншвейг принадлежит среднему поколению (1964 г.р.), он один из тех, кто сегодня определяет лицо современного французского театра. Его университеты прошли под крылом Антуана Витеза, потом он плодотворно работал в театрах Прованса – Орлеане, Страсбурге, отмечен в 1991 году премией французской критики. К Пиранделло Брауншвейг обращается во второй раз. В первый раз он ставил другую пьесу «Обнаженные одеваются» (2006), которую, как признается режиссер в интервью, уже тогда он начал соотносить с «Персонажами…».

Эту, пожалуй, самую известную и чаще других ставящуюся пьесу итальянского классика в авиньонском буклете фестиваля сравнивают с русской матрешкой, поскольку драматург не только использовал прием театра в театре, но вывел персонажей, отделившихся от автора. Он дал шестерым характерам жизнь, но он же и бросил их. Персонажи жаждут выйти на сцену и наконец-то самоосуществиться. За этим они и приходят в театр, когда господин директор начинает репетицию.

Уже с первых сцен спектакля театра La Colline ясно, что Брауншвейг переносит действие в наши дни. Все сцены репетиций, что даны у Пиранделло, переписаны Брауншвейгом. Режиссер предложил своим актерам импровизировать: на репетициях они делились своими сомнениями, признавались, в чем не уверены.

Сцена, установленная во дворе монастыря, зажата по бокам сводами арок, уместно вставлена в средневековое пространство. Справа актеры репетируют за столом, слева установлены подмостки для будущего спектакля. Никакой бутафории, царство белого цвета: белый подиум, который легко сдвигается в центр, когда понадобится играть, белый задник, на котором даются видеопроекции, но какие и как! Тут и в помине нет иллюстрации, тут режиссер не демонстрирует нам свою «современность». Видео есть часть мощной и хорошо продуманной режиссуры, прием оправдан содержанием.

Когда пьеса доходит до кульминации в сцене с жуткой мадам Паче, которая продает вместе со шляпками заодно и тела молодых девушек (Отец, не ведая того, окажется клиентом своей Падчерицы), то также во всей глобальности на экране возникнет вызывающая фигура мадам Паче в красном платье, облегающем ее нестройную фигуру. Цокая каблучками, она как будто входит в экран, и, кажется, еще чуть-чуть, и мадам Паче сойдет на реальный подиум. Территория экрана – царство теней, воплощенной и реализованной иллюзии, шести персонажей в поисках автора.

Однако у Брауншвейга есть и его собственное размышление, связанное с сегодняшней реальностью. Ему важно найти объяснение тому факту, что персонажи жаждут публичности, им важно рассказать аудитории свою историю. Не факт, что история будет правдивой. Он сравнивает подобную ситуацию с реалити-шоу, с самопрезентацией блогеров в социальных сетях, когда, по словам режиссера, «строится «красивое» изображение себя, которое другие бы смогли утвердить как реальность».

Спектакль этот о театре полон точных и колких наблюдений, временами небезобидных, по-французски остроумных, идет под хохот зала с первых секунд, когда на сцене появляется режиссер. Это неврастеник, измученный своей труппой. Репетиция вовремя не начинается никогда, то Премьер, то Премьерша опаздывают. Еще работа толком не началась, а он взвинчен, взъерошен и срывается на петушиный крик. Вот такое ироничное alter ego самого себя дает Брауншвейг.

Актеры в этом спектакле выше всяческих похвал, они спаяны в ансамбль и постоянно находятся в процессе, не только играют сами, но и отыгрывают партнера. Даже когда у них нет слов, они работают на сцене, деликатно давая понять, какие отношения сложились в этой труппе. Как блестяще они недоперевоплощаются в персонажей, обнаруживая фальшивую театральность. А ведь осознанно сыграть плохую игру артисту не менее трудно, чем сыграть хорошую игру.

Брауншвейг не любит ничего лишнего, его режиссура внятная и точно идущая к цели. Он не избегает и простого решения мизансцен, но оттого они не становятся менее выразительными. Чего стоит противостояние двух трупп – персонажей и реальных актеров, – когда дело доходит до того, кто из них взойдет на подиум. Перед нами не актеры, а два отряда противников, которые сейчас вступят в бой. Цена победы – захват подиума, разделяющий войска. С ожесточением они встали по разные стороны баррикад и готовы захватить поле боя.

Этот спектакль поставлен человеком с огромным театральным опытом (он в спектакле и автор сценария, и сценограф, и режиссер). Вероятно, наступает момент, когда личные наблюдения, переживания требуют своего выхода. Вместе с тем Брауншвейг идет за автором, читает варианты пьес, сценарий для фильма, чтобы поставить последнюю ядовитую точку в финале. Экран взмывает ввысь. Появляется человек в маске с надписью «Пиранделло», который убивает режиссера. Автор всегда с трудом принимает сценические версии, потому что не может привыкнуть к тому, что его буквы стали людьми.

Авиньон–Москва