Дарья Курдюкова.
Новое искусство. Пришло уже...
Фото автора
Основной проект третьего смотра, избавившегося от приставки «Стой! Кто идет?» и впервые получившего западного куратора, занял пространство ЦДХ. А два объекта вылились за его просторы в соседние парк искусств «Музеон» и в Парк Горького. Куратором стала Катрин Беккер – немецкий искусствовед, руководитель видеофорума Новой берлинской ассоциации искусств, в ее послужном списке и выставки наших Монастырского и Пригова. 80 участников из 33 стран она объединила темой «Под солнцем из мишуры». Эта цитата из песни панк-группы феминисток 1980-х сегодня звучит злободневно, правда, о самих Pussy Riot тут нет ни слова.
От занявших место «Под солнцем из мишуры» можно было ожидать легкости бытия необыкновенной. Напрасно – серьезность взяла решительный верх над иронией. Катрин Беккер рассуждала о том, что, невзирая на географический размах и различие жизненных реалий, у молодых есть общий взгляд на актуальность. Рассуждала она о поколении, познавшем Интернет, и наконец о том, что биеннальная тема – озадаченность вопросами истинности и фальшивки, а также самопозиционирования молодого поколения.
Как водится, к открытию выставка была еще не полностью готова, кое-где недоставало экспликаций, за что куратор извинилась, оправдываясь – не только у них так случилось. Не то чтобы это привычка к хорошему, но мы привыкли. Поэтому пресс-показ чем-то напоминал разминку перед боем, хотя оказалось, что и сама экспозиция похожа на коллективную тренировку молодых художников.
Впрочем, возрастной критерий «до 35» весьма условен. И в конце концов что такое «молодой»? Анна Титова, например, поставившая «Под солнцем из мишуры» свой проницаемый воздухом, из ярких реек сложенный «Чулан» как противоречивое единство свободы и замкнутости, функциональности и никчемности, уже побывала в основном проекте прошлой Венецианской биеннале. Это уже вполне зрелое искусство.
Взрослеют сейчас рано. Политически и социально ориентированные работы пришли на смену пластической выразительности. И это одна из тенденций последнего времени – политический запал оставил в меньшинстве визуальность на теперешней кассельской Документе, что ведет счет времени пятилетками и во многом задает тренды актуальности. Хотя масштаб событий, понятное дело, несоизмерим, да и бюджет молодежной биеннале, на вопрос о котором корреспонденту «НГ» так и не дали ответа, надо полагать, более чем скромный. А болит у молодых то же, что у всех, – они рассуждают о войнах, политиках и стихийных бедствиях (фотокарточки с жертвами землетрясения 2010-го в Чили Пабло Сулета Зара). О Холокосте (видео Майи Зак «Материнская экономика» неспешно следит за домохозяйкой, педантично радеющей о домашнем очаге под звуки радиосводок о катастрофе). Об отцах и детях в призме немощи старости и натиска молодости и о борьбе полов в самом прямом смысле слова. О социальных низах как большой метафоре внутренней незащищенности человека вообще – и в частности об асоциальности, тоже как о самоощущении единицы в социуме. О визуализации течения времени и материализации пустоты (сложенный Эсаном уль Хаком из мешков с землей громадный куб нивелирует, запаковывает в ненужность плодородную почву). Наконец, о сгорании в информационном потоке (фотосерия Тимофея Парщикова) и об ощущении неустойчивости, где узлом стягиваются и политика, и социальные катаклизмы, и вечные вопросы самоидентификации.
Так что дело не в возрасте – они просто идут в ногу со временем, не предлагая принципиально новых подходов к нему. Правда, в духе сегодняшних крупных смотров, расширяя художественную карту и включая туда художников из Китая, ЮАР и Пакистана, Чили и Индонезии. Хотя вообще экспозиция походит на дискуссионный форум куда больше, чем на визуальный продукт. И все бы ничего, да только так размахнулся он во времени и пространстве, что смотреть скучно. Начали-то марш-бросок звучным аккордом с палатки в холле ЦДХ Арсения Жиляева (на вернисаже там сидела девушка с плакатом «ЦДХ – мой дом»), палатки протестного лагеря одиночки, вспомнившего прошлые пикеты против сноса здания. С эффектной 13-канальной видеоинсталляции Эдгардо Арагона, где на пограничных камнях «мохонерас» музыканты исполняют похоронный марш, оплакивая внутримексиканские политические конфликты. Да с серии израненных, с вынутым чревом книг («Без названия (война)»), где вновь переживает Историю в три года повидавший чеченскую войну Аслан Гайсумов. Но в целом тут недостает внутренних перекличек между работами, внутренней певучести выставочного организма. Потому и взаимодействуют они, примерно как собравшиеся поутру во дворе любители размяться на свежем воздухе. Всяк показывает, кто во что горазд. А заканчивается все, сходя на нет, просто затихает – и все. Ну, и я замолкаю.
