Протестный звук

Взгляд посетителей прикован к видеопроекции.
Фото предоставлено пресс-службой Центра дизайна ART PLAY

Музыка vs протест – ключевые слова выставки, организованной Проектом ЖИР, Центром дизайна ARTPLAY и Партизанским музеем. Подзаголовок «Искусство. Протест. Рок-н-ролл. 1980–2010-е» сталкивает политические манифестации, арт-объекты и музыку, которая становится связующим звеном – ведь на нее всяк реагирует, и часто бессознательно, на эмоциональном уровне. Подборка обложек андеграундных пластинок сменяется видео музыкальных выступлений с митингов, а объекты группы «Мухомор» – посвящением Pussy Riot, поддержкой которых в значительной мере действо и стало. И все это прошито красной нитью тезиса о том, что искусство, как и жизнь, – это происходящее здесь и сейчас.

О том, что «Тишина – это смерть», сказали во вторник вечером, накануне очередных судебных слушаний и акции в поддержку Pussy Riot. Арест активисткам группы, как известно, продлили, а те, кто уже не уповает на ставшее нарицательным «Таганское правосудие», еще накануне обратились в ЕСПЧ. Протест, кстати, ширится – по красной дорожке нынешнего Московского кинофестиваля в маске Pussy Riot прошла режиссер Ольга Дарфи. А в ARTPLAY есть ставшие брендом Виктории Ломаско «судебные» комиксы – прежде она делала про кураторов Самодурова и Ерофеева, нынче ее перо спешило-скрипело о восставших «кисках». По идее, акции в защиту девушек могли бы пополнить экспозицию видеороликом, благо документаций протестов тут хватает и даже озвучивший открытие «Тишины» концерт теперь крутят в зале на видео. Но про Pussy Riot – чуть погодя.

Хорошо, если брезгующие contemporary art скептики (междусобойчик, тусовка – пожмут плечами они) не сидели нынешней весной дома. Современное искусство в последнее время особенно заострилось, заточило зубы иронией. То в галерее Paperworks накануне митинга 4 февраля выставкой ратовали «За честные выборы», то на тот же ARTPLAY свезли плакаты с митингов (под вывеской «Вы нас даже не представляете»), то к музейной ночи приурочили шествие художников «Кочевого музея» по бульварам… Актуальное искусство с репортерской оперативностью чувствует горячие точки, пульсацию остроты – и вздувается напряженной жилой, предлагая узел скручивания политики, социума и культуры – неравнодушие. Притом делает это совершенно законно на своей художественной территории.

Девизом «Тишины» (название отсылает к альбому панк-группы «Тараканы», а через их голову – к лозунгам американских активистов 1980-х) мог бы стать парафраз декартовского Cogito ergo sum, «Мыслю, следовательно, существую» – «Не молчу, значит, живу». Как любой протест, как «шершавый язык плаката», выставка частенько звучит агрессивно (она и вправду выдает много децибел) и временами бывает пафосна почти в духе кафкианского Йозефа К.: «прозрение требовало широкого жеста», – комментирует писатель велеречивое выступление своего героя на первом допросе «Процесса». Но теперешний показ остается именно выставкой, выплывая на спасательном круге иронии от искусства. Документации политической активности (вплоть до последних митингов) умело сплетены с арт-объектами, что оставляет действо все-таки в области художественной (и тем выгодно отличает от демонстрации протестных плакатов под лозунгом «Вы нас даже не представляете»), хоть и с политическим запалом. Параллелью протестным выплескам на улицы, концертам с митингов – как рельс на бегущей вперед дороге – становятся то работы Германа Виноградова вроде замечательно пузатого бака по имени «Огрямох Трясоховый» или беспокойно шелестящей в жбане фольги – то китчевый музыкальный «Золотой диск» 1982 года художников-пересмешников из группы «Мухомор». Музыка как самый непосредственный и не поддающийся объяснениям способ эмоционального воздействия цементирует все действо. А повседневность тут препарируют по-живому.

Поэтому главное место – за Pussy Riot. Куратор Татьяна Волкова не рассуждает, имели ли их акции отношение к искусству или к чистой политике, но за самими девушками оставляет место у алтаря. Ведь Малый выставочный зал ARTPLAY с его вытянутым пространством, разделенным будто на три нефа, вполне себе метафора храма с отделенным преградой алтарем. В этом отсеке и прижились съемки перформансов Pussy Riot да рефлексия художников о происходящем с девушками теперь. Например, инсталляция Gogol's Wives с клеткой для подсудимых: платьице на одной половине, стул на другой, между ними решетка. Напоминает разом и суд, и церковную исповедальню.

А центральное пространство группа Electroboutique вместе с Сергеем Касичем оглушили интерактивным «Голосом свободы», прозрачно намекающим на радиостанцию и связанную с ней коннотативную цепочку. Выбираешь звуковой режим, жмешь на кнопку подключенного к телеэкрану синтезатора – и своим-«не своим» голосом Никита Михалков выводит «инновация», Шевчук – «унижение», Всеволод Чаплин – «гомосексуальный контакт», а тот, кто на самой верхушке, – «незави-и-исимость»…

Далеко ли от мухоморовского «Золотого диска», от тогдашних Цоя и ДДТ до сегодняшнего «Белого альбома»? Тут – рукой подать, только это не движение «в лоб», а рельсы жизни, разные ее ракурсы. Собственно, показ начинается незатейливой инсталляцией Анастасии Рябовой и Валентина Фетисова «Из детского сада на баррикады», где Смешарик и игрушечный мобильник угнездились на давнишних, по-новому актуальных призывах вроде «Долой кухонное рабство!». Эти «Прототипы для игрушек массового производства» тоже вещали что-то злободневное, да батарейки у них быстро сели. Но даже их молчание – не пустой звук. Потому что «Тишина – это смерть», а обсуждение острых тем в «мертвый» летний сезон – знак того, что молчать не собираются. Эта выставка – архив протестов, архив с открытым финалом.