Румынские акценты русской классики

Впервые в Москве проходит международный театральный фестиваль Союза театров Европы (СТЕ). Организатором его проведения выступил Малый театр, недавно ставший членом этого престижного театрального сообщества.
В марте на прославленной сцене показали свои работы Национальные театры Израиля и Северной Греции. Сыгранные ими спектакли образовали своеобразный сценический диптих на еврейскую тему: израильская «Железная дорога в Дамаск» представила социально-политический разворот темы, греческий «Дибук» выявил ее религиозный аспект. В апрельских показах доминировала русская тема: театр «Буландра» (Бухарест) выступил со своими версиями русской классики. Повесть Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» обрела сценическое название «Из записок неизвестного». Чеховский «Иванов» был представлен не в хрестоматийной, а в первой, менее известной, редакции.

Персонажей Достоевского вывел на сцену художественный руководитель театра Александр Дарие. Режиссера не волновали достижения современных технологий. И он не пытался покорить публику постановочными эффектами. В стремлении уловить духовный посыл автора и донести до зрителей внутреннее содержание его произведения, он сделал ставку на живую актерскую игру и на ней сосредоточил основные усилия. Ясный до прозрачности замысел, подробная и точная разработка каждого образа, достоверная и внятная игра актеров, общая культура подлинно ансамблевого исполнения – отличительные черты этого неровного, страдающего утомительными длиннотами, но интересного спектакля.

Обитатели села Степанчикова предстают со сцены весьма разнообразной и живописной группой, спаянной психологически, мировоззренчески, духовно. Все они – члены одной тоталитарной секты, лидером которой в спектакле выступает Фома Опискин (Вирджил Огэшану). Перед ним они преклоняются, его страшатся, к нему взывают, ему выказывают свое благоговение. И делают это столь самозабвенно, что общая картина происходящего на сцене приобретает черты кошмарного гротеска. Это впечатление поддерживается монашескими песнопениями (их «вживую» исполняет вокальная группа ACCOUSTIC) и стертым от времени «церковным» колоритом (декорационное оформление Марии Миу). Обшарпанный, голубовато-серый, сужающийся вдаль коридор барской усадьбы завершается фресковым изображением «Спас на престоле». Двусмысленной и саркастической рифмой к нему выглядит торжественное явление Фомы: его вывозят к подопечным в высоком кресле, обитом красным бархатом, а кажется – царственным пурпуром. А уж когда его во втором акте приветствуют пальмовыми (буквально!) ветвями, то ассоциация с въездом Христа в Иерусалим становится неизбежной.

Принадлежность этого Фомы к многочисленным лжехристам нашего времени несомненна. Когда взбунтовавшийся Ростанев (М. Константин) выкидывает его прочь из своей жизни, волею режиссера Фома вылетает сквозь «фреску» и рвет изображение Спасителя, оказавшееся бумажным.

Ошеломление зрителя довершается едкостью финального разрешения конфликта: лжеспаситель по имени Фома вернулся-таки в усадьбу и отличнейшим способом все устроил: примирил сына с матерью, позволил влюбленным обрести друг друга и благословил три пары на венчание. Но за внешним благополучием финала явственно сквозит тревога румынского режиссера за духовное здоровье современного человека.

Глубокой экзистенциальной тревогой пронизан и спектакль признанного мастера сценической чеховианы Андрея Шербана. Сквозная тема поставленного им «Иванова» – смертная. Ни одно упоминание автора о «костлявой» не прошло мимо его внимания, ни один персонаж не оказался в стороне от нее. Отмечая каждое ее вторжение в действие сменой ритма, звуковым акцентом и переменой света, режиссер поведал со сцены достаточно жесткую историю о жизни, отчаянии и смерти. Он перенес внимания с заглавного героя пьесы на его смертельно больную жену, и именно ее уход из жизни сделал смысловым центром содержания. Его спектакль вполне мог бы носить название «зеленая миля» – та самая, последняя, которая предстоит каждому в конце жизни, ибо человек смертен по определению.

Свою «зеленую милю», отравленную иррациональным страхом, пронизанную атмосферой отчаяния, каждый персонаж спектакля проходит по-своему.

Тоскливый крик совы повторяется вновь и вновь, наводя ужас на умирающую от чахотки Сарру (М. Опришор). Озлобленная нервность доктора Львова (А. Павел), темные полукружия под его глазами намекают, что и он не жилец на этом свете, недалек тот час, когда вслед за своей пациенткой он уйдет из жизни. Лебедев (К. Скрипкару) только «околеванца» и ждет. Его жена Зюзюшка (М. Чьюкур) обликом и пластикой напоминает пританцовывающую смерть. Быстрый, резкий, моторный Боркин (М. Маноле) то и дело хватается за сердце, а к концу спектакля начинает покашливать в белую салфетку: каким-то тайным знанием он знает, что «умрет скоропостижно». Жизнелюбивая и недалекая Бабакина (А Макариа) внезапно падает в обморок. Даже незамысловатый Косых (Р. Амзулеску) – на грани самоубийства: «Дома все хожу да на отдушники поглядываю». Персонажи со вкусом «хоронят» то одного, то другого соседа, а на помолвке присутствуют, как на похоронах: разряженные, но молчаливые и словно в воду опущенные. Вспоминая о «жидовочке» при взгляде на виолончель, подобием надгробной плиты лежащей на авансцене с букетом похоронных цветов, граф Шабельский (В. Ребенгьюк) рыдает. Невидимая для всех является Сарра, бродит меж гостями, смотрит пристально и печально – дело близится к финалу. Точку в этой истории ставит падающий со стула Иванов (Влад Иванов). К его навсегда замолкнувшим устам подносят зеркало, разглядывают отражение, не затуманенные более дыханием жизни, взывают о помощи, их негромкому шепоту вторят остальные: «Доктора, доктора»… Но, как известно, лекарства от смерти не существует: вопрошающие взгляды куда-то вверх, в ожидании чего-то остаются без ответа. Иванов, проживший последний год своей жизни «в виду смерти», ушел навсегда вместе со всеми своими терзаниями, проблемами и вопросами, так и оставшимися неразрешенными.

Оба румынских спектакля, как в зеркале, отражают общее неблагополучие нашей жизни. Их создатели стремятся говорить со зрителем о серьезных и глубоких проблемах человеческого бытия. Не все зрители согласны разделять их тревоги, вопрошания и прозрения, но те, кто откликнулся на зов, по завершении представлений приветствовали румынских артистов нескончаемыми аплодисментами и криками «браво». А это значит, что русско-европейское жюри не ошиблось, включив сценические создания театра «Буландра» в программу фестиваля Союза театров Европы.