Алена Бабенко и Марина Неёлова в спектакле «Осенняя соната».
Фото РИА Новости
«Осеннюю сонату» Ингмара Бергмана доверили поставить молодому режиссеру Екатерине Половцевой, правда, на Другой сцене «Современника» идет ее «Хорошенькая» по пьесе Найденова. Но главное – Половцевой «доверили» едва ли не главное достояние «Современника» – Марину Неёлову, которая, сложилось впечатление, в свою очередь, доверилась молодому постановщику. На пользу делу.
Худрук «Современника» Галина Волчек – из тех, кому важно «выговариваться» через актера, иметь актрису-музу, которая становится как бы ее голосом в спектакле. Такой музой много лет была Марина Неёлова, ближе к нашему времени – Елена Яковлева, уход которой в конце прошлого сезона многие готовы были счесть невосполнимой потерей для театра, поскольку Яковлева играла главные роли в нескольких спектаклях.
Но Волчек, наоборот, ситуацию обострила, и одновременно чувствовалась ее какая-то абсолютная уверенность в том, что «отряд не заметит потери бойца». Так и выходит: в «Пять вечеров» только что ввели Евгению Симонову, в «Пигмалионе» теперь играет Алена Бабенко, вообще Бабенко – благодаря Галине Волчек – выходит сегодня в первые сюжеты московской сцены. В прошлом сезоне она сыграла сразу три главные роли, теперь вот – «Осеняя соната», где она вынуждена соответствовать самой Неёловой. Неёлова, тут спорить трудно, – по-прежнему САМА. Но Бабенко не теряется в тени, хотя... Это трудно. Очень.
Игра Неёловой восхищает, поражает, трогает, мучает каким-то на редкость живым мастерством, понимаешь, что это и то, другое-третье, – всё приемы, технические уловки, но уловки и приемы живые, она сама – жизнь, нервная, меняющаяся каждую секунду. Движения ее то резкие, точно речь об итальянских масках с картин Сомова или Судейкина, то плавные; игра то яркими, размашистыми и жирными мазками, то – так же естественно – на полу- и даже на четвертьтонах. Глядя на нее, думаешь: это и есть аристократизм в профессии.
Понимаешь, что, если бы она была пианисткой, как ее героиня Шарлотта, она бы, конечно, мучилась, страдала, слушая, как того же Шопена играет дочь Ева (Алена Бабенко). В фильме, прочитав выразительный монолог «в честь Шопена», Ингрид Бергман «добивает» дочь собственным исполнением того же опуса. В спектакле ограничиваются словами, но хватает и их. Но лучше не пересматривать фильм ни до, ни после спектакля – слишком разнятся театр и кино.
Сюжет «Осенней сонаты» известен: по приглашению Евы к ней в скромную ее усадьбу приезжает мать, известная пианистка, только-только потерявшая мужа. И начинается тяжелый психоаналитический сеанс: «Ты меня любишь?» – «Да, ты моя мать». Тут еще муж Евы (Сергей Гирин), призрак мужа Шарлотты (Александр Рапопорт), с его когдатошней страстью к родной сестре Евы Елене (Елена Плаксина), ныне – прикованной к инвалидному креслу. Шарлотта не думала и не хотела видеть свою больную дочь, а Ева готовит ей и этот «сюрприз». Вместо усадьбы художник Эмиль Капелюш строит большой дощатый павильон, доски качаются – точно это брошенная сцена дачного театра из чеховской «Чайки». Мир продуваемый, зато и миры, тот и этот – здесь проницаемы, не отдельны один от другого. Хотя живые мучают друг друга покрепче, чем призраки. В финале мать и дочь уходят в глубину павильона. Медленно. Обнимаясь. Жить не проще, чем умирать. Смерть не мучительнее, чем жизнь. Истины все известные, но... смысл в них есть.