Александр Древин. Портрет Удальцовой. Фото предоставлено
организаторами выставки
Выставка, без затей названная «Портретом семьи», действительно напоминает монументальный семейный альбом – галерею заполнили графические листы, картины и фотографии преимущественно из частных коллекций. И все это казалось бы делом совсем приватным и в смысле кураторской задумки галеристки Марины Лошак малоперспективным, если бы не исторический контекст. Тогдашний, 1920–1930-х, и современный.
История вытягивает из этой семейной саги обобщения, переводя ее на иной уровень. Хотя история тут, увы, не оригинальна. В 1936-м на творчество Древина наложили проскрипцию за формализм, а в 1938-м репрессировали за якобы участие в контрреволюционном заговоре – 19 лет спустя реабилитировали за отсутствием состава преступления. Удальцова дождалась – и ушла в 1961 году.
Удальцова рвалась в бой нового искусства вместе с «амазонками авангарда», позже стала писать лирично. Древин, хотя и трудился одно время с Родченко, Кандинским и Фальком в Наркомпросе над проектом Музея живописной культуры, хотя и пробовал себя в супрематизме, все-таки к авангарду остался скорее во внутренней оппозиции. Занимался «тихим» искусством, из лаконичных средств вырывая внутреннюю экспрессию тягучими живописными мазками. Приметы его и ее живописной стилистики прочитываются кое-где и в семейных портретах.
Как ни странно, совместные их выставки – наперечет. Первая прошла в 1928-м в Русском музее, шесть лет спустя их работы экспонировал Эриванский культурно-исторический музей. Потом только в 2008-м совместный показ устроила галерея «Дом Нащокина». Нынешняя встреча, выходит, четвертая.
Карандашные линии и штриховки, прозрачные акварельные затеки, пастозные следы масляных красок складываются в семейную хронику. Листая ее, найдешь беглую раскадровку будней сына Андрея и няни Паши. Рисунок Веры Пестель с вечера у Николая Кульбина, собравший в круг Удальцову, Малевича и Мандельштама┘ На отдельной странице – сеттер Милорд: заядлый охотник Древин и в советской России держал своего «милорда». И портреты, портреты – ее и его.
Ну, к чему десятки изображений, не много ли? К ним привыкаешь, ощущение узнавания отходит на второй план, и тогда выставка ширится, как если бы просто портрет становился психологическим – открывая новые ракурсы. Медленное движение, разговор лицом к лицу, когда начинаешь «вслушиваться» в рисунки, покажет отличие взглядов, разницу мироощущений. Точка отсчета – «перекрестные» акварельные охристо-синие портреты 1935-го: он видит обобщенный плавный абрис ее головы, она – его волевой профиль. Удальцова глазами мужа что в 1920-е, что в 30-е – миловидная женщина с мягкими чертами лица. Когда она на себя смотрит сама – теперь уж на нас из 1910-х глядит кубистически ограненное лицо, сформованное из углов и напоминающее, пожалуй, Пикассову «Королеву Изабо». А вот ее постдревинские автопортреты: 1944 год живописует женщину с гордым изломом бровей. А включившийся в памяти хронограф напомнит: в войну Удальцова писала летчиков в одном из истребительных полков под Москвой. Наконец, карандашный рисунок 1950-х сохранил то же, но другое – постаревшее и усталое лицо┘
Неподалеку два живописных портрета Древина – его собственный и написанный Фальком. Этикетки повешены так, что заставят задуматься, где – чей. Почерк – нет. Мощная, как каменный блок, сидящая фигура вылеплена тлеющим, будто остывающие угли, мерцающим цветом – так смотрел Фальк. Оплечный портрет с акцентом на глубоко посаженных глазах, сплетенный из «упрямых», как внутреннее сопротивление, мазков выдает скорее грусть, нежели мощь. Взгляд Древина – в свои глаза.
На одной из фотографий Удальцова с внучкой Катей. С нею и связан контекст нынешний, к выставке, впрочем, отношения не имеющий. В 2010 году Екатерину Древину принудительно поместили в больницу, а из квартиры в Брюсовом переулке стали пропадать вещи из семейного архива и работы Древина–Удальцовой. Вроде бы проблема в семейных передрягах. Екатерина Андреевна из больницы вышла, но уголовное дело не удается завести полтора года, и сегодня состоится пресс-конференция с ее участием, которая должна привлечь внимание к этой истории.