Кашу маслом не испортить

В Центре драматургии и режиссуры на Беговой сыграли премьеру «Папка». Когда спектакль закончился, на сцену вместе с режиссером вышла миловидная девушка, хотя никакой девушки в программке и на афише не значилось. Оказалось, что она и есть драматург Семен Киров. Такая вот она, новая драматургия.

В любом театре радуются, когда перед началом на улице спрашивают «лишний билетик», а когда этот театр не в самом центре Москвы, а на Беговой, на Третьем кольце, а на улице – то ли снег, то ли дождь, – приятно вдвойне. Может, втройне – чувства измеряются непросто. Вот как решить, кричать или, наоборот, шепотом произносить слова, которые драматург Семен Киров вкладывает в уста старика, оставшегося без жены и сына, и, подобно старому Крэппу из пьесы Беккета, ведущего теперь разговоры с самим собой?

«Папка» – моноспектакль, компанию герою составляют куры да петухи, которых герой, дабы не помереть от одиночества, поселил на своей городской жилплощади. Бывает, в газетах писали, кто-то даже свинью завел в московской квартире, не модных ныне мини-пигов, а настоящую, розовую, толстую. Тут – куры. Куры на сцене не настоящие, из фанеры вырезанные, шум, записанный на пленку, создает объем.

«Папка» – не папка с документами, это так когда-то сын звал отца... Теперь вот сына нет, но одинокий герой (или – если в этических детерминированных категориях – антигерой) сына своего потерял задолго до физической его смерти. Как написал поэт, «живем с тобой на разных островах, хотя в одной квартире». Так и они – жили под одной крышей, даже не здоровались или кивали друг другу, сталкиваясь на кухне... Сын шофера (герой – по профессии шофер) становится художником, что-то рисует такое... непонятное... На задник время от времени проецируют разные цветные картинки, еще одна – так и стоит, забытая, на мольберте. То ли пьеса – не дописанная, то ли поставлена – не так, – за игрой актера следить интересно, но... Даже куры эти – нельзя же было совсем превратить их в этакую буколическую прелесть с фанерными крылышками и свежими яйцами к завтраку и обеду. Куры в квартире! Грязь, шум, ненависть соседей... Надо же было все это сыграть, а еще прежде – придумать, а режиссер – переложил всю ответственность за кур на плечи художника Леонида Шулякова.

Для новой драматургии хороший, настоящий актер – редкий подарок. В жизни они – хорошие актеры и новая драма – почти не встречаются. А тут режиссер Алексей Дубровский пригласил в ЦДР замечательного актера Малого театра Владимира Носика, и тот, со всем грузом знаний и понимания актерской профессии, окунается в этот мир, где не чувствует «дна», заполняет его профессиональными навыками. Видно, что актер – очень хороший, но, подобно чеховской Шарлотте, «откуда я и кто я – не знаю... Ничего не знаю». Он рассказывает, как когда-то сын звал его, то есть в нем нуждался, печалится о тех невозвратных временах, но следующая история – как «проморгал» смертельную болезнь жены – вызывает в памяти еще одну чеховскую цитату: доктор Чебутыкин в финале «Трех сестер» говорит – «Ничего нет на свете, нас нет, мы не существуем, а только кажется, что существуем». Может, и тут – ему только казалось, что «есть контакт», а на самом деле ничего и не было?.. О родительской жестокости эта история? О том, как трудно найти общий язык?.. Таких историй написано много, из последних – может быть, самая сильная как раз звучала на этой самой сцене на Беговой примерно полгода назад, когда читали одну за другой свежие немецкие пьесы и одна из них была как раз об отношениях матери с умирающей дочерью. Мать мешает смертельно больной дочери принять решение об эвтаназии: этим она лишит ее привычного общения и привычной же заботы... За мать читала Ольга Яковлева. Вот там все было понятно, и тоже – дорого участие выдающейся актрисы. Тут – актер есть, и даже успех на премьере был, и до начала – когда спрашивали «лишний билетик», и потом, когда аплодировали после спектакля. Но какая-то недостаточность, чувство неутоленности осталось. Вместо мудрости – опытность, пресное, не утоляющее питье...