Марина Гайкович
Последняя репетиция перед премьерой.
Фото РИА Новости
Концерт оркестра Musica Viva в филармоническом абонементе и открытие «Платформы» на Винзаводе только на первый взгляд казались событиями «из разных опер». На деле оказалось – из одной.
Владимир Юровский репетирует «Руслана и Людмилу» Глинки – первую премьеру на исторической сцене Большого театра. Но первое его выступление в Москве в этом сезоне прошло с оркестром Musica Viva – концертом в рамках филармонического абонемента «Шедевры и премьеры» коллектив открыл свой сезон в Москве. Сначала прозвучали «Бранденбургский концерт» Баха, вариации для оркестра Веберна и его же переложение ричеркара из «Музыкального приношения» Баха. Затем – виолончельный концерт и Четвертая симфония Онеггера. В первом сочинении Юровский сел за клавесин, а худрук Musica Viva Александр Рудин оказался за оркестровым пультом. Само исполнение можно отнести в ряд музыкальных забав: играли вдохновенно, местами фальшиво, но с наслаждением.
А вот дальше Юровский, известный как дирижер-интеллектуал, большой поклонник редких музыкальных вещиц и пропагандист новой музыки, вышел к микрофону. Пауза была обусловлена необходимостью сменить дислокацию оркестра, переставить стулья и пульты. Но дабы не оставить слушателей, которые уже было расслабились на милом домашнем Бахе, в полной тишине, дирижер взял слово. И попытался объяснить, что предстоит услышать далее. Рассказал и про колоссальную важность этого опуса для всей музыки, которая была написана после Второй мировой, и про структуру (12 звуков в определенном порядке), и про пуантилизм, не произнося этого термина, а предлагая воспользоваться микропаузами для осмысления кратких прозвучавших фрагментов. А затем сказал, что вариации Веберна – то загадочное сочинение, которое сейчас прозвучит так, а в следующий раз иначе. Заявление довольно спорное, поскольку должно звучать только так, как композитор написал. Музыканты исполнили вариации довольно осмысленно. А после поклонов и аплодисментов дирижер вновь вышел к микрофону и сообщил, что вот сейчас у публики есть шанс убедиться в его правоте: играем еще раз, и это будет по-другому. «Как-то неприлично расписываться в том, что с первого раза не вышло», – говорю я пресс-секретарю оркестра. «Неправда, он просто пытается, чтобы слушатель лучше понял музыку». Классический разговор критика и пиарщика. Впрочем, со второго раза получилось и правда еще более точно и стройно. В чем-то дирижер даже прав: восприятие современной музыки можно воспитать только путем наращивания опыта (при условии концентрации на услышанном) – тогда сочинения не будут казаться случайным набором звуков. Собственно, к этому и призывал Юровский, когда говорил: «Попытайтесь в микропаузах осмыслить услышанное». В этом смысле (ибо просветительская функция дирижера не просто свелась к грамотному составлению программы и качественному исполнению) концерт Musica Viva – явление событийное.
Другое событие в области современного искусства тоже случилось на этих выходных. На Винзаводе стартовала «Платформа» – проект Кирилла Серебренникова, который можно назвать лабораторией современного искусства с включением разных жанров – музыки, театра, медиа-арта. Первое представление называется «Арии»: в качестве основы взяли классическую музыку – материал, надо заметить, неблагодарный для подобных экспериментов. Режиссеры и хореографы представили мини-спектакли. 12 арий с эпилогом составили культурный календарь, каждому номеру соответствовал месяц. В качестве конферансье записали на видео обитателей Курского вокзала. В паузах Серебренников томным голосом читал стихотворения Маршака (словно специально для Всеволода Чаплина).
Целое складывалось непросто – слишком неоднородны по содержанию и качеству исполнения были составляющие. Константин Шушаков так выразительно исполнил «Лесного царя» Шуберта (постановка Галю Солодовниковой), что строчки перевода и антураж – старик с трясущимися руками и проводами капельниц – не добавили этому исполнению ровным счетом ничего. К тому же старик с последними нотами падал замертво, а это вообще банальность. В течение монолога Бориса Годунова «Достиг я высшей власти» (бас Александр Киселев, постановка Дмитрия Врубеля и Дмитрия Тимофеева) на заднем плане клеили постер: в кульминации, одном из самых гениальных мест оперы Мусоргского, зал начинает смеяться – наконец появились две головы, Путин и Путин. Постановщики, на такую реакцию безусловно рассчитывавшие, музыкальное содержание арии учли в последнюю очередь. Да и вариации на тему тандема уже оскомину набили.
Но были в череде номеров и две находки. Француз Давид Бобе придумал сцену, отразившую высокий градус внутренней чувствительности музыки Перселла, казалось бы сжатую консервативной «рамочной» формой (вариации на неизменный бас). Практически содомическая сцена (все со всеми, в разных позах, но очень медленно и очень красиво) благодаря мягкому свету двух прожекторов, которые вдруг высвечивали ту или иную пару, превратилась в гимн┘ одиночеству, о чем, собственно, и поет героиня оперы «Королева фей» (в финале она, наблюдающая оргию со стороны, остается на постели одна). Это пример погружения и точного попадания в материал. Другой номер – ария Фарлафа из «Руслана и Людмилы» в постановке Владимира Панкова и в исполнении студии SounDrama. Это пример лаборатории современного искусства, пример настоящей работы с материалом, когда цель – не просто осмыслить предлагаемый материал (в данном случае – арию, когда твоя работа, в общем, не отличается от режиссера в оперном театре), но сделать его предметом исследования современного искусства (чему и посвящена будущая деятельность «Платформы»). Итак, виртуозную арию Фарлафа, которую Глинка написал для самого непоровотливого голоса – баса, Панков представил в виде звенящей рождественской песенки (и месяц был – декабрь), которая в процессе трансформировалась в скандирование и истошные крики. Что-то (вроде животного храпа) было, конечно, лишним, но в целом – да, этот номер сложился. Того же пожелаем и «Платформе».
