«О дайте, дайте мне свободу!»
Фото предоставлено пресс-службой театра
Оперой Бородина «Князь Игорь» Екатеринбургский театр оперы и балета открыл сотый сезон. Профессионалы ждали эту постановку с большим интересом – в качестве дирижера-постановщика театр пригласил Александра Лазарева.
Знаменитый дирижер в Москве в последние годы дирижирует довольно регулярно: его симфонические программы всегда собирают аншлаги. До оперной постановки в Большом театре его «очередь» (согласно репертуарному плану, объявленному несколько лет назад) дойдет только в этом сезоне, на лето заявлена премьера «Чародейки» Чайковского.
Работа Александра Лазарева превращает этот спектакль в событие. Обозреватель «НГ» уже неоднократно слышал оркестр Екатеринбургского театра с разными дирижерами, и, нужно сказать, что Лазарев практически совершил чудо. Этот тот случай, когда можно, отбросив разговор о технике (даже звучание духовых было не сносным, а достойным), говорить о музыке. О тонкой нюансировке, когда симфонический оркестр добивается нежного пианиссимо, о стиле, когда восточные акты исполнены и неги в любовных сценах, и дикости в половецких плясках, а русские – и бесшабашности в сценах у Галицкого, и преклонения перед «божественным» (языческим) знаком в сцене затмения, и отрешенности в хоре поселян.
Александр Лазарев предложил режиссеру Юрию Лаптеву собственную концепцию оперы, отличную от общепринятой версии Римского-Корсакова и Глазунова. По словам дирижера, он был достаточно категоричен в своем желании делать именно эту версию, но Юрий Лаптев, к счастью для обоих, не встретил идею в штыки. Итак, в этой версии опера заканчивается сценой свадьбы Владимира Игоревича с Кончаковной с половецкими танцами. На просьбу обозревателя «НГ» прокомментировать свою концепцию (которая показалась весьма спорной), дирижер ответил, что опирался на мысль самого композитора: сцена половецких плясок настолько яркая, что после уже трудно что-либо воспринимать. К тому же авторского плана оперы нет, что в определенном смысле тоже развязывает интерпретаторам руки. Схожую постановку Лазарев уже делал с Борисом Покровским в Италии. Для легендарного режиссера решающим в избрании этой концепции стал исторический факт – свадьба на самом деле была. Александр Невский, к слову, – потомок Владимира и Кончаковны. «Вариант свадьбы в финале присутствует и в плане оперы, который предложил Бородину Владимир Стасов», – подтвердила в своем комментарии «НГ» музыковед Анна Булычева (она провела огромную работу по сбору всей авторской музыки к «Князю Игорю» для театра «Геликон-опера», концертное исполнение этой версии прошло весной в Доме музыки). «Правда, в рукописях Бородина все же есть авторское указание на заключительный хор (который звучит после возвращения Игоря в Путивль)», – добавила она.
В результате два половецких акта разделены включением материала из последнего по традиционной версии действия. Плач Ярославны(Екатерина Нейжмак) звучит словно в мыслях Игоря, и он «отвечает» жене своей знаменитой арией (Эдем Умеров). В этом же акте звучат ариозо Владимира (Евгений Крюков) и его дуэт с Кончаковной (Ирина Куликовская), затем идет сцена побега Игоря и его возвращение в Путивль. В заключительном акте вдруг обнаруживается побег Игоря (от текста никуда не денешься!) в то время, когда еще до перерыва он успешно добрался до Путивля. Кончаковна в истоме ждет возлюбленного: между тем оба уже благополучно сливались в дуэте в предыдущем действии прямо на кучке трупов из Игорева войска, прикрытых попонкой. Так что определенные шероховатости этой версии обойти трудно.
Юрий Лаптев, по его собственным словам, пытался в своей постановке убрать временную дистанцию – показать, что за тысячу лет мало что изменилось, когда речь идет о человеке и власти. Но, например, Галицкий (Андрей Решетников), воображающий себя на троне, так забавно расставляет пальцы, что на него так и просится малиновый пиджак и золотая цепь – тогда его образ был бы более органичным. В расстегнутой до груди малиновой рубахе бородатый Галицкий нелеп, так что слабо верится в его истовое желание власти, скорее это желание иметь преимущество безнаказанности. Но обиду – когда обнажил голову в надежде получить головной убор Игоря как символ передачи власти (а он достался Ярославне) – затаил. Режиссер умело справляется с массовыми сценами, очень колоритно передает неоправданную жестокость половцев, для которых пырнуть ножом как по голове погладить. Схожими чертами, кстати, он наделяет и Галицкого, правда, тот может легко убить холопа, но замахнуться на большее он не сможет – трусоват. Он отступает перед Ярославной, покорной, страдающей, но твердой женщиной, в наше время ее назвали бы Железной леди.
В финале оперы Владимир, оторопев от обряда жертвоприношения, «прозревает», в какую семейку попал. Стоит добавить, что собственно танцы – ради которых сыр-бор и затевался – пожалуй, не самое сильное место спектакля, уж слишком банальна хореография. А вот солисты, исполнившие главные партии, были на высоте.
Екатеринбург–Москва