На зеркало неча пенять

«Женитьбу» Гоголя сыграли на сцене Театра имени Грибоедова в Тбилиси. Вместе с художником Мирианом Швелидзе режиссер-постановщик Автандил Варсимашвили создал довольно мрачное сценическое пространство – выдержанные в темно-серых тонах декорации, c луной, пробивающейся сквозь тучи фосфоресцирующим светом. Так что действие происходит как будто в сумерках.

В глубине сцены – вращающиеся двери-зеркала. К тому же кривые, превращающие человека в уродца. В них отражаются, естественно, не только персонажи спектакля, но и┘ зрительный зал. С зеркалами всегда была связана мистическая тема. Как, впрочем, и с луной – таинственной, обладающей магическим кодом. И все происходящее в спектакле воспринимается под неким эзотерическим углом.

Начнем с Кочкарева. В спектакле Варсимашвили Кочкарев (Олег Мчедлишвили) – явление чуть ли не инфернальное. Во всяком случае, таковым он себя воображает. Он и появляется-то на сцене при словах «черт паршивый!», произнесенных Феклой Ивановной (Ирина Квижинадзе). Говорят же, не поминай нечистого всуе – а то лукавый появится! В следующем эпизоде, сваха буквально убегает от Кочкарева с воплями «черт, черт!» Прикрывая лицо руками в белых перчатках и глядя сквозь пальцы на Феклу Ивановну, он, конечно, просто валяет дурака, но в этом розыгрыше есть что-то пугающее.

В другой сцене, неистово вращая зеркало-дверь, закрепленную на оси, Кочкарев слишком увлекается этой бесовской игрой┘ Его прыжки и глумливый смех приводят Подколесина (Аполлон Кублашвили) в смятение. «Пошутил!» – успокаивает друга Кочкарев. «Напугал!» – говорит не на шутку взволнованный Подколесин. Так же многозначительно представление Кочкарева тетке невесты Арине Пантелеймоновне (Людмила Артемова-Мгебришвили). «Да неужели вы меня не узнаете? – искренне недоумевает Кочкарев. – Однако ж припомните. Вы меня, верно, где-нибудь видели!» Зеркала приходят в движение┘ Из этих дверей-зеркал появляются персонажи спектакля.

Да, только из Зазеркалья могли прийти эти странные женихи: надворный советник Подколесин, экзекутор Яичница, моряк Жевакин, отставной пехотный офицер Анучкин┘ Они смешны и в то же время трагически ущербны и одиноки. Возникает ощущение, что в них есть что-то иррациональное. Эти «женихи» мечтают кардинально изменить свою жизнь, стоят на пороге этих перемен, но в очередной (Бог знает какой!) раз переживают драму неосуществимости желания. А Годо никогда не придет┘

Есть в психологии такое понятие – страх успеха. Именно в этом суть комплекса Подколесина. Он хочет всегда оставаться «на грани» исполнения желания, в положении вечного жениховства. «Болен» своей нелепой фамилией Яичница (Михаил Арджеванидзе). Интересно и очень смешно решены сцены, связанные с этим неприятным для Ивана Павловича обстоятельством. Представляясь, Яичница старается назвать свой чин как можно громче, а фамилию – как можно тише, почти шепотом, но, не расслышав, его неизменно переспрашивают «Ась?» И женихи-конкуренты дружно «разоблачают» экзекутора, громко и радостно произнося: «Яичница!» Свой «пунктик» – у слащавого, манерного Анучкина (Дмитрий Мерабишвили), моряк Жевакин (Валерий Харютченко), совершенный идеалист, тоже живет в мире иллюзий. Но, в отличие от двух других, он не ищет богатую или светскую девушку и готов наделить Агафью Тихоновну всеми мыслимыми добродетелями, без всяких условий. Ведь все женщины для него – очаровательные «розанчики!» Но и он уязвим, потому что постоянно отвергаем столь любимыми им «красоточками».

А. Варсимашвили поставил спектакль об экзистенциальном одиночестве и невозможности счастья. Одиночества боятся, об этом говорят практически все герои спектакля «Женитьба», и это акцентируется режиссерским решением.

«Неприятнее всего, когда в такую погоду сидишь один. Женатому человеку совсем другое дело – не скучно; а если в одиночестве – так это просто...» – признается Яичница. «О, смерть, совершенная смерть!..» – продолжает его мысль Жевакин. «Просто терзанье! жизни не будешь рад; не приведи бог испытать такое положение!» – неожиданно серьезно добавляет Кочкарев – без обычного фиглярства. И становится понятно, что вся его кипучая деятельность – это тоже бегство от одиночества┘ Сцена снова погружается вот тьму, вращаются зеркала, и все ощущают холодное дуновение «оттуда». Небытие. Герои обречены на одиночество.

До изнеможения неистовствует Яичница – он обманут, Кочкарев убедил его в том, что невеста вовсе не богата! В финале своего душераздирающего монолога герой выходит на авансцену и с горечью произносит: «Яичница я!» Кружится в вальсе Анучкин – со стулом как с воображаемой партнершей. А столб струящегося света олицетворяет эфемерность, призрачность его желаний. Тщетно пытается удержать ускользающую мечту почти блаженный, такой нелепый Жевакин с широко распахнутыми глазами. Он мучительно пытается понять, «зачем, почему» ему отказывает уже семнадцатая невеста. «Разве во мне есть какой-то существенный изъян, что ли?» – почти по-детски изумляется он. Зато в полушаге от семейного счастья Подколесин. Поначалу он, казалось бы, перешагнул через какой-то внутренний барьер. Но┘ им опять овладевает жуткий страх «осуществления». Словно наступает затмение луны – сцена погружается во мрак, вращаются зеркала┘ и Подколесин убегает в свое одиночество, несущее смерть. Вернее, в одиночество-смерть.

Сломлен и Кочкарев, возомнивший себя чуть ли не Наполеоном (его бюст, кстати, находится на сцене), управляющим миром. На деле он всего лишь мелкий бес. Осознать это нелегко. «Он не мог уйти, он где-то здесь, в этой комнате!» – Кочкарев пытается убедить в этом не столько убитую горем Агафью Тихоновну (Мариам Кития), сколько самого себя┘

Этой сценой заканчивается пьеса Гоголя. Но не спектакль А. Варсимашвили. Неожиданно появляется самоуверенный, надутый гостинодворец Стариков (Михаил Амбросов). Невеста, мечтавшая о муже-дворянине, до сих пор отвергала купца. Но вот теперь, брошенная, вынуждена согласиться на этот «вариант». Ничего не поделаешь! Тем более, что исподтишка с ней флиртует молодой слуга Подколесина Степан (Иван Курасбедиани), и перспектива вырисовывается вполне определенная.