С новым "Носом" не зазеваешь, не заснешь

На заграничной сцене «Нос» тенями и буквицами оброс.
Фото Pascal Victor / Artcomart

В самом разгаре два крупнейших фестиваля в Европе, отданных опере и театру. Оба проходят уже более 60 лет в июле во Франции в двух соседних городах, Экс-ан-Провансе и Авиньоне, и славятся своими постановками под открытым небом. Покрывая разные дисциплины, напрямую эти фестивали соревноваться не могут, но тем не менее который год подряд фанаты каждого жадно выспрашивают у перебежчиков, что умудряются побывать на обеих территориях: «Ну как там, у них, в этом году?» В нынешнем году, словно решив упростить задачи для любителей сравнивать, оба фестиваля обратили взор на советское искусство конца 20-х годов.

Как это часто бывало в последние годы, Экс не дал спуска Авиньону, который так гордится собой и своей смелостью, приглашая хореографов и специалистов по видеоинсталляциям для постановок драматических спектаклей, а ученым, например, предоставляя вместо кафедр многочисленные театральные подмостки.

Экс в этом году взял да и отдал оперу Генделя «Асис и Галатея» в руки знаменитого японского хореографа и танцора Сабуро Тешигавара, который, узурпировав все ключевые посты в постановке – сценографию, свет, костюмы, – создал маленький шедевр красоты и элегантности.

Но то было сравнительно небольшое действо, ставшее частью самой природы среди провансальских лугов и полей, в летнем театре поместья Гран Сен-Жан. Одну же из главных своих постановок этого года – «Нос» Шостаковича – фестиваль в Экс-ан-Провансе поручил выдвинувшемуся в последние годы на первый план художнику и скульптору («пластисьену», как принято теперь говорить на Западе про творцов современного искусства, часто смешивающих видео и графику, живопись и лепку) из Южной Африки Уильяму Кентриджу.

Опера «Нос» не может похвастаться на Западе, в том числе и во Франции, многочисленными прочтениями. Проблема не в длительности, она как раз идет всего около полутора часов, а в достаточно сложной партитуре, огромном количестве партий для солистов: их около 70, и в гоночной скорости, с которой сменяются сцены и места событий.

Кентридж, несколько лет назад посмотрев постановку Мариинского театра, поставил перед собой благородную цель: зритель не должен зевать и засыпать. Именно такую реакцию аудитории во второй половине питерского спектакля отметил художник. Кентридж посчитал это нормальным ответом организма, утомленного музыкальным спринтом Шостаковича и однообразным режиссерским прочтением.

Прочесть оперу «Нос», создавая неизменно интересное повествование, в котором не будет места скуке, – так определяет свою задачу художник. Благо сам Кентридж сосредоточил в своих руках огромную сумму навыков и умений: он отнюдь не новичок в театральном деле. После парижской Академии художеств в 70-е годы и школы Жака Лекокка, где он изучал пантомиму и театр, последовали переезд на Черный континент и более чем двадцатилетняя работа актером и художественным руководителем компании Junction Avenue в Йоханнесбурге. Позже случилась встреча артиста с миром кукольного театра (его спектакль по «Воццеку» объехал весь мир) и с современными практиками видеотворчества. Нынешнее же его погружение в мир Гоголя и Шостаковича становится своеобразным отчетом артиста по работе мирового искусства над ним самим и по поискам своего собственного места в этом мировом искусстве.

Занавес спектакля, а потом и многочисленные задники каждый раз решены как развороты газет, где своеобразная типология советских шрифтов 20-х годов встречается с коллажами в духе Эль Лисицкого, где все прорастает в форму и цвета в декорациях в стиле супрематистов Малевича и Кандинского (сценография Кентриджа и Сабин Тейниссен) и откликается костюмами (Грета Гоирис) в духе Натальи Гончаровой. Даже кубистские маски находят себе протогонистов в скитаниях несчастного Платона Кузмича Ковалева по петербургским прошпектам. Что говорить о мастерском применении видеоизображений и анимации, когда, например, именно они создают фантастические оптические эффекты, как в сценах, где огромные лошади-тени тянут через всю сцену комнатку Ковалева, превратившуюся в бричку.

Успеха мероприятию по воплощению «Носа» Шостаковича не может не добавить точная в фразировке и в выборе темпов работа дирижера Казуши Оно с оркестром и хором Лионской оперы и блистательная работа группы солистов из России во главе с баритоном Владимиром Самсоновым (Ковалев), басами Владимиром Огновенко (брадобрей Иван Яковлевич и Хожев-Мирза) и Геннадием Беззубенковым (доктор). Погрузившись полностью в сложнейший музыкальный материал, они оказываются великолепными комическими актерами, наделяя своих героев впечатляющими деталями.

Авиньон–Экс-ан-Прованс