Йонас Кауфманн: "Я однозначно сторонник режиссерского театра"

Йонасу Кауфманну в Санкт-Петербурге аплодировали стоя.
Фото Екатерины Беляевой

Кульминацией фестиваля «Звезды белых ночей» стал концерт с участием звезд немецкой оперной сцены – тенора номер один в мире Йонаса Кауфманна и сопрано Ани Кампе. Гвоздем программы – ее назвали Вагнер-гала – стала тема «Валькирии»: вместо скучного списка разношерстных арий были исполнены целиком первый акт и вторая картина второго акта оперы. После концерта Йонас КАУФМАНН дал эксклюзивное интервью Екатерине БЕЛЯЕВОЙ.

Про успех этого совместного российско-немецкого действа даже страшно писать, потому что овациям и одобрительному гулу интеллигентной петербургской публики не было конца. Понять людей можно – Кауфманн только раз был в России, выступал вместе с Дмитрием Хворостовским в Кремле в 2008 году, и все эти три волнительных для тенороманов года отечественные любители должны были довольствоваться дисками и телепрограммами.

Валерий Гергиев знал, что делал, когда всматривался в плотный график расписанного на десять лет вперед немецкого тенора. Только в апреле Кауфманн дебютировал в Метрополитен-опере с партией Зигмунда в «Валькирии», выступление его и других вокалистов было во всех отношениях выдающимся, а вот музыкальная часть и постановочная потерпели полное фиаско. Дело в том, что консервативный американский театр решился было сменить тактику – начать приглашать модных режиссеров, но идея доверить тетралогию «Кольцо нибелунга» Роберу Лепажу была худшей американской идеей десятилетия. Он соорудил неудобную для певцов декорацию-трансформер, которая мигала и нелепо двигалась: говорят, во время репетиций и на первых спектаклях Лепажа певицы падали и травмировались. К тому же дирижер и музыкальный руководитель театра Джеймс Ливайн никогда не слыл вагнерианцем. В итоге Кауфманн и Ева-Мария Вестбрук (Зиглинда), певшие волчат-близнецов, вытянули на себе всю постановку. Загримированные как сиамские близнецы, на протяжении трех часов спектакля они гениально играли в свой роман-инцест, по-стрелеровски не понимая, что творят. Эту «Валькирию» транслировали в тысячах кинотеатров мира (только до России не дошло), и благодаря крупным планам, которые щедро делал оператор, гениальная игра актеров – микеланджеловская пластика рук Кауфманна в особенности – отвлекли от музыкальной скуки и постановочной безалаберности.

Но умный певец всегда тянется к умному дирижеру – поэтому Кауфманн не отказался от предложения Гергиева вырваться на день в Петербург из Мюнхена, где он готовит сольную программу для Мюнхенского фестиваля, и спеть на «Белых ночах» Зигмунда.

– Как получилось, что, окончив престижную Высшую школу музыки и театра в Мюнхене по специальности «оперный и концертный певец», вы должны были доучиваться?

– Я получил отличное музыкальное образование в Мюнхене, начал работать, у меня был ангажемент в Саарбрюкене. Но с голосом что-то происходило – он был неправдоподобно бледным и маленьким, функционировал совсем не так, как мне бы хотелось, и явно не на полную мощность. А поскольку именно голос, и я это чувствовал, должен был стать моим основным профессиональным оружием, нужно было срочно искать какое-то средство настроить его и улучшить. Тогда я нашел в городе Трир очень пожилого педагога – Майкла Роудса, который показал мне совсем другую технику. Я брал у него частные уроки, которые до сих пор считаю самой важной вехой в моем образовании.

– Больше не работаете с педагогами?

– Давно не работаю – лет десять как. Роудс сделал для меня большое и важное дело, дальше работаю только самостоятельно.

– В промежутке между Вагнером в Нью-Йорке и Петербурге вам удавалось думать о чем-то еще? Музыка Вагнера ведь так деспотична.

– Да, она захватывает сильно, но это не касается моего рабочего графика. Я могу одновременно готовить несколько программ – сочетать веристов с Малером и Вагнером. Или даже с Бетховеном. У меня только что был «Фиделио» в Валенсии, и впереди эта же опера в Мюнхене. Запись «Тоски» в Лондоне, сольный вечер с новой программой в Баварской опере. Но я понимаю, о чем вы говорите, стилистически реально трудно переключаться с веристов на Вагнера, даже особенно на Вагнера, но думать одновременно о нескольких проектах, «быть» в разном материале – это не проблема для меня.

– Вас считают одним из самых уживчивых в современной режиссуре певцов. Никогда не отказываетесь от спектакля на том основании, что вас не устраивает постановка. Неужели все нравится?

– Бывает, что какие-то толковые постановки мне действительно нравятся. Но я не рассуждаю обычно по принципу «нравится – не нравится», мне важно, подходит ли режиссура к музыке или не подходит. Я всегда тщательно изучаю идеи режиссера, мне это действительно очень интересно. И я однозначно сторонник режиссерского театра в опере. Но не знающих хорошо партитуру постановщиков-новичков сильно зашкаливает. Они предлагают бессмысленные идеи, требуют их неукоснительного исполнения. Со мной это не проходит, я останусь в постановке, но делать их чепухи не стану, что-то свое спонтанно придумаю.

– «Тоску» Люка Бонди, которая оскандалилась сначала в Нью-Йорке, потом в Мюнхене и Милане, принимаете?

– Нет, постановка совершенно не подходит ни к музыке Пуччини, ни к либретто Джакозы и Иллики.

– Но вы не выглядели наигранно довольным, стоя рядом на сцене с этим театральным патриархом на открытии прошлогоднего Мюнхенского фестиваля.

– Я ни капли не сомневаюсь в таланте господина Бонди и являюсь поклонником многих его работ на драматической сцене, и эта постановка «Тоски» с крематорием для жертв массовых репрессий и намеками на концентрационный лагерь сама по себе интересная. Мне было бы почти комфортно в ней играть, если бы не музыка, которая настойчиво вела в Рим XIX века, и ничего с этим не поделаешь. С веристами почти всегда так. С «Тоской» точно нужно возвращать сюжет в ту эпоху, в которую его поместил композитор.

– А «Лоэнгрин» Нойенфельса в Байройте? Старожилы фестиваля кричали «бу».

– О, это замечательная продукция. Провокационная музыка Вагнера встречается с не менее провокационным сценическим решением. Получается феерический результат.

– То есть месседж Нойенфельса в провокации ради провокации, как и у Вагнера?

– Что-то вроде того. В спектакле полно раздражающих глаз моментов – мультик про крысиную генетику, мониторы, сами эти крысы, противостояние лебединых королев, гроб посреди брачной постели, но все это в полном ладу с партитурой Вагнера, которую, кстати, роскошно продирижировал Андрис Нелсон.

– Как продвигается дело с освоением русского репертуара? Вы, кажется, обещали фрау Меркель выучить русский язык?

– Все идет по плану. Как только выучу русский, заговорю на нем, сразу спою Ленского и Германа.

– Даже при том, что Ленский и Герман говорили по-немецки, может, лучше, чем по-русски, так как один из «Германии туманной привез учености плоды», а второй и вовсе немцем был?

– Это забавно узнать про пушкинских героев, но у меня свой принцип – не пою на незнакомом языке. Заговорю – запою. Очень скоро.