Григорий Заславский
Алена Бабенко (Антонина) в окружении соседок-старух...
Фото с сайта театра.
«Современник» в этом сезоне, можно сказать, специализируется на качественной мелодраме и по удачному перенесению прозы на сцену. На Основной сцене Евгений Арье поставил спектакль по роману Зингера «Враги. История любви», теперь на Другой сцене молодой режиссер Егор Перегудов представил свою сценическую композицию по роману Елены Чижовой «Время женщин». Кроме прочего два спектакля связывает актриса Алёна Бабенко, которая во «Времени женщин» сыграла сразу две главные роли.
Впрочем, этот выбор режиссера следует назвать совершенно естественным: Алена Бабенко играет в спектакле сразу и мать, и дочь. У матери – косички, разумеется, платье, закрывающее колени, у дочери, художницы, – короткая стрижка, джинсы, чуть расклешенные – по моде 70-х. Два мира – два образа жизни: первые сцены, «сразупослевоенные», играют внизу, дочь, которая пытается разобраться в воспоминаниях, рассказать о себе, появляется на балконе, смотрит на прошлое с высоты прошедших лет. Мать умерла, когда юная героиня была совсем маленькой, ее могли забрать в приют, отнять... у кого? У соседок, соседки – еще три главные героини спектакля, те самые женщины, время которых было и пока шла война, и когда кончилась война – время этих женщин, казалось бы, уже готовых «к списанию», они и сами готовы сдаться в утиль, но нет, время после войны – по-прежнему их время. Время женщин. Которые тихо-тихо живут, тихо делают свое дело, тащат на себе телегу, растят девочку.
Роман Елены Чижовой – рассказ о прошедшем времени от лица девочки, впрочем, которая уже выросла, стала художницей. В спектакле Егора Перегудова «флешбэки» начинают спектакль, прошлое здесь – на равных с настоящим, хотя в некотором чуть-чуть – чуть-чуть иронии, чуть-чуть мягче, чуть-чуть темнее, – в этом «чуть-чуть» чувствуется работа памяти, попытка воскрешения, реконструкции прошлого, которое ребенок необязательно помнит сам, что-то – додумывает, дофантазирует. «Но в памяти такая скрытая мощь, что возвращает образы и множит, шумит, не умолкая, память-дождь, и память-снег летит и пасть не может», – легко вообразить, что режиссер держал в уме эти строчки Давида Самойлова. Мощь памяти на наших глазах делает живыми этих трех старух, которые подняли на ноги Сюзанну, в крещении Софью. Мать, Антонина, простая-простая, наивная до... пожалуй, да, до глупости, соблазненная петербургским стилягой (Евгений Матвеев), рожает девочку и называет ее Сюзанной. А как еще?!
Старухи Евдокия (Светлана Коркошко), Гликерия (Людмила Крылова) и Ариадна (Таисия Михолап) – как три парки стоят на страже уже не матери, а ее малолетней Софьи. Мать не спасти, она умирает, и почти на глазах жизнь уходит из нее – Алена Бабенко это истечение жизни играет буквально, страшно, как-то просто при этом, без какого-либо нажима добиваясь нужного этой истории мелодраматического эффекта. Актриса играет и технически изощренно, и как-то очень по-человечески понятную историю, богатую какими-то мелкими и точными деталями. Не зря же один из членов букеровского жюри, когда роман Чижовой получил эту премию, сказал: «Я не плаксив, но, в общем, там какая-то спазма в горле появилась при чтении ее книги». Вот и спектакль – не плаксив, но трогает местами – там, где нужно, – до слез. Среди трех старух самая трогательная – конечно, Гликерия Людмилы Крыловой, хрупкая, в каких-то словах – сущий ребенок, но одновременно – не забывающая дать ценный практический совет опекаемой Антонине, когда к той приходит коллега Николай (Сергей Гирин). Глядя на ее игру и получая от ее игры немалое удовольствие, думаешь: эти бабки счастливы, что нашли наконец о ком заботиться так же сильно, как актриса Крылова стосковалась по такой настоящей роли. Последнюю большую роль она получила в «Крутом маршруте», премьеру которого сыграли в 89-м. В Антонине они находят дочь, которой лишены все трое. Порывы ее молодости им понятны, но это не мешает им стоять на страже благочестия Антонины, когда та приводит в дом Николая.
Перегудов – человек совсем молодой, очень деликатно, с каким-то взрослым уважением подходит к далекой эпохе, не увязает в мелочах – керосинках и спичках, предметах стиляжьей экипировки и советского профсоюзно-фабричного быта, но одновременно к истории, ее бытовой стороне относится без презрения. На сцене – ровно столько, сколько нужно для того, чтобы возникло доверие к прошедшему времени (художник – Мария Митрофанова). Пучок у профсоюзной активистки, возможно, появится позже, но Ирина Тимофеева в роли заводской начальницы Антонины так психологически убедительна, что в конце концов веришь и в пучок.
Коммунальную простоту и одновременно церемонность – сложность советского коммунального быта – удалось передать в спектакле, в котором режиссер сохранил немногих из многонаселенного романа. Роман – для читателей, на сцене – своя история. У каждого, кто выходит на сцену, – своя. Даже у бессловесного доктора Соломона Захаровича (Рогволд Суховерко).
