Человек на безлюдье

«Зачем вы меня обижаете?..» – название этого спектакля приходится каждый раз объяснять, иначе собеседник фразу понимает буквально и недоумевает. Трагифарс в двух действиях, первое – «Шинель» Гоголя, во втором – играют чеховскую «Свадьбу», в обеих главная роль у народного артиста России Федора Чеханкова.

Поющий, танцующий – таким привыкли видеть Чеханкова на сцене и родного его театра, и когда он ведет концерты или выходит поздравлять кого-то на очередном юбилее. «Шинель» впервые сыграли отдельно к юбилею актера почти полтора года назад, но нынешний спектакль можно считать полноценной премьерой. Главный режиссер Театра армии Борис Морозов попытался скорректировать уже известный имидж, и это ему удалось. Зрительница, оказавшаяся по соседству, в какой-то момент, позабывшись, воскликнула: «Он же плачет настоящими слезами!» Слезы правда были настоящие – Чеханков из тех, кто владеет актерским ремеслом, недаром мать его служила актрисой в Ярославле, а сам он – выпускник старейшей Щепкинской школы, учился у самой Веры Николаевны Пашенной.

Премьера в Театре армии – тот ныне нечастый случай, когда у критика появляется наконец настоящая работа. Во всей гоголевской «Шинели» – час чистого времени, если взяться читать ее целиком, а режиссер еще ее сокращает, оставляя почти голый скелет – Акакий Акакиевич и толпа. Художник Иосиф Сумбаташвили привычно «скрадывает» гигантские пространства сцены, ее кубатуру полупрозрачными белыми занавесями, в этой мутно петербургской измороси-взвеси мечется маленький человечек. Известной пушкинской оппозиции «поэт и толпа» Гоголь предлагает свой, сниженный, но не сжиженный, не менее острый и конфликтный вариант: маленький человек и толпа. Хрупкий, седенький, жизнь которого уже клонится к закату, – Чеханков играет и счастье приобретения шинели, уют, почти невозможный в городе, где то снег, то дождь, и – страдание, радость – краткую, страдание – всегдашнее. Во второй части этой театральной дилогии, в «Свадьбе», где Чеханков играет Ревунова-Караулова, своего тезку, Федора Яковлевича (так у Чехова!), Морозов добавляет, дожимает мысль: счастье – случайно, по обознанию, страдание же – обыденность. Движения, жесты его мелкие, не идет – семенит, человек, получается, тоже – маленький, скромный, хотя и храбрится, рассказывая про разные мачты и реи... Всё – в прошлом, жизнь – прожита – эту не новую мысль Чеханков играет не на пределе – можно сказать, за пределом своих актерских возможностей, во всяком случае – до сих пор всем известных. Трогая до слез. Все и всё – не то что кажется, эта гоголевская мысль важна и актеру, и режиссеру тоже. И еще важна одна фраза, из «Шинели»: «Он служил ревностно – нет, он служил с любовью...»

Всякий, кто берется ставить «Свадьбу», неминуемо вступает в состязание с хрестоматийным фильмом. Выиграть у Марецкой, Гарина, Раневской, Мартинсона, Абдулова по определению невозможно. Думается, Морозов эту изначально проигрышную ситуацию преодолел – в его «Свадьбе» один-единственный человек, одно человеческое лицо – у Ревунова-Караулова, все другие – клоуны, с клоунскими носами, цветастыми штанами-курточками. Всех: и героев, и героинь – играют актеры-мужчины. Однако и в первой части, и еще больше во второй режиссер массовку, такую слаженную, почти балетно выверенную в движениях, все-таки разбирает по характерам, скоро начинаешь отличать одного в этой массовке от другого, в «Свадьбе», при всей клоунаде, режиссер оставляет намеком – у каждого из здесь присутствующих имеется человеческий шанс: скажем, грек Харлампий Спиридонович Дымба (Сергей Федюшкин) вдруг делает шаг к авансцене, снимает нос и произносит свой монолог, запутанный, невнятный, но – пронзительно грустный, печальный, он тут как бы приближается на шаг или полшага к Ревунову-Караулову.