Ольга Галахова
Прощание с собственностью и с прошлым – не «по Чехову», а «по Томасу Манну».
Фото с сайта театра
Миндаугас Карбаускис поставил свой второй спектакль в РАМТе, взяв за основу роман молодого Томаса Манна «Будденброки». Режиссер остается верным себе в том, что именно значимая проза, а не драматургия, продолжает его вдохновлять на новые постановки. Эпический роман Томаса Манна (в своем роде немецкая «Война и мир»), по-толстовски охватывает три поколения рода немецких бюргеров. Они почти по-чеховски приходят к продаже семейного дома и закату былого могущества Будденброков. Однако все это режиссером сужено до локальной семейной истории.
Обкорнав, и весьма существенно, роман, практически начав историю со второго поколения Будденброков, не придумав или не захотев двигаться в сторону масштабности происходящего, Карбаускис навязал другую волю героям Томаса Манна. Они больше похожи на действующих лиц Гауптмана с их склонностью к взнервленной жестокости, а порой и беспощадной бессердечности другу к другу в узком кругу семьи. Смена масштаба – первое, что настораживает в самом начале спектакля.
Все мельчает, нет этого захребетного родового чувства в героях, объема в характерах, а потому нет и сожаления, когда колоссы падают. И хоть Сергей Бархин и постарался в сценографии укрупнить происходящее до размера эпики, режиссер не откликнулся на это предложение. Дом уподоблен протестантской церкви с впечатляющими сводами многовековых балок. Однако действие сосредотачивается в тесноте вокруг семейного стола в столовой. Здесь, как и в храме, все время звучит музыка, которую, впрочем, никто не слушает. Жену Томаса Будденброка режиссер и вовсе лишил слов. Холодная молчаливая красавица Герда (Оксана Санькова) все время проводит у инструмента и музицирует без конца. Потом точно так же и сын Ганно (Андрей Добржанский) сядет за инструмент, безучастный к жизни семьи.
В спектакле на удивление мало режиссерских придумок, на которые этот режиссер был всегда мастер. Например, в романе есть семейный дневник рода, который ведется из поколения в поколение. И в спектакле то и дело с огромной книгой выходят герои на авансцену, зачитывая или вписывая новые события, случившиеся в семье. Но чтение в театре не смотрится┘ Иллюстративностей в таком роде, увы, немало.
Да, угадывается нечто глубоко личное, тщательно скрытое в том, что Карбаускис взялся за «Будденброков». Режиссер прячет свой истинный мотив – имеет право, но его личное не становится в той же степени личным у актеров. Намека на современность при помощи кедов, в которые обуты актеры, плюс джинсы и футболки, в которые они одеты, маловато будет.
Казалось бы, сократив роман, было больше возможностей привести актерскую игру к ансамблю. Однако и этого не произошло. Актеры, особенно три главных действующих лица – Тони (Дарья Семенова), Том (Илья Исаев), Христиан (Виктор Панченко), – кажутся приглашенными из разных театров: Исаев – из Малого, Панченко – из какого-то студенческого коллектива, а Семенова пришла от авангардистов. В результате мы видим не братьев и сестру, а трех чужих друг другу людей не по способу общения (таким оно и должно быть), а по способу физического существования. Что случилось с талантливой Дарьей Семеновой? Половины текста не слышно, непонятно, кого же в результате играет актриса: Тони Будденброк или просто Тони? А младший брат и вовсе водевильный персонаж, демонстрирующий, как его перекашивает от невралгии. Пожалуй, нашла характер в полной мере только Татьяна Матюхова, сыграв служанку Иду.
Самая выразительная и темпераментная сцена в спектакле – дележ наследства между двумя братьями – Томом, главой семьи (Илья Исаев), и непутевым братом Христианом (Виктор Панченко). В то время как женщины разбирают и пакуют фарфор Будденброков, братья ожесточенно кричат по поводу прав в долях и превращаются на наших глазах во врагов, ненавидящих со всей страстью друг друга. Клан Будденброков не может пройти испытания наследством.
Однако для интерпретации романа одного происшествия мало. Слишком сужены мотивации и выхолощен исторический контекст. У Манна вырождается не столько клан Будденброков, сколько все честное бюргерство. Новая историческая сила предпринимательства без чести и правил потребует только цинизма. И если Манн опечален подобным ходом вещей, то Карбаускис чуть ли не злорадствует, мол, так вам и надо.
