Под звук клавиатуры

Единственное мгновение, когда герои счастливы.
Фото предоставлено пресс-службой театра

«Лючия ди Ламмермур» – новый спектакль Казанского театра оперы и балета – сразу после премьеры уехал на гастроли в Голландию. Кровавую историю шотландских Ромео и Джульетты режиссер Михаил Панджавидзе зажал в криминальные оковы большого бизнеса.

Действие, конечно, происходит в наши дни, Генрих Эштон не аристократ на грани разорения, а владелец семейного бизнеса – банка, терпящего, естественно, крах. Единственная надежда Генри на спасение семейного бизнеса – выгодно выдать замуж сестру Лючию. Этот долгосрочный кредит (или грамотная инвестиция) – и вместе с ними полная потеря всего человеческого во имя или в угоду материальному благополучию – и становится краеугольным камнем постановки. Потерявший со смертью Лючии и ее мужа все надежды на выживание банка Генрих убивает и Эдгара – нет, не в отместку за сестру, в отместку за семейное дело.

Генрих, в паре с начальником службы безопасности Норманном (в оригинале – начальник стражи замка), придумывает коварный и примитивный план: предъявляет Лючии состряпанные на скорую руку фото возлюбленного в обнимку с красотками, та (особой сообразительностью героиня не блещет) соглашается на замужество – не успевает она еще проронить слезу по поводу «предательства» Эдгара и своего будущего, как сподручные уже расставляют микрофоны для пресс-конференции: сделка заключена (вот вам и бракосочетание). А что возлюбленный? Узнав о смерти Лючии, Эдгар напивается в близлежащем баре, чтобы прийти к Эштонам побуянить. Ну и получает пулю, в спину, разумеется – ибо мужественные поступки остались в позапрошлом веке.

Пущего цинизма добавляет офисный планктон: кажется, воротнички оторвались от компьютеров, факсов и копиров, только чтобы «обмыть» сделку (как положено по корпоративному этикету) да когда пришла весть о сумасшествии Лючии. В своей постановке Панджавидзе даже замахнулся на святое: мало-помалу создается такое впечатление, что идеолог всей аферы не кто иной, как пастор, духовник Лючии. И его последняя фраза «Что ты наделал?» обращена к Эдгару, который своим выстрелом не оставил никаких шансов на спасение ситуации.

Подобная работа с первоисточником, как и средства, которыми пользуется Михаил Панджавидзе – огни большого города, оргтехника, байкеры, прокуренный бар, – сегодня мало кто назовет свежими. Но казанский театр считается одним из самых консервативных, и, возможно, Панджавидзе как раз выступает здесь как оптимальный антикризисный менеджер, способный с наименьшими потерями подготовить и театр, и публику к восприятию самых радикальных режиссерских решений.

С другой стороны, оперный театр в Казани – один из самых прогрессивных в России, если говорить о собственно музыкальной стороне. Директор театра Рауфаль Мухаметзянов постепенно перешел на систему, о которой уже давно мечтают в некоторых крупных театрах, – он практически избавился от постоянной труппы: главные партии здесь поют приглашенные артисты, что обеспечивает очень достойное, а иногда и просто высокое качество исполнения.

В первом составе, пожалуй, отличился тенор Чингиз Аюшев, солист Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко: все сложности партии Эдгара он преодолел с достоинством, да и актерское мастерство его не подвело – вкупе с лирикой он добавил своему герою нервозности и отчаянности.

Заглавную партию исполнила Ирина Гагитэ – когда-то она пела в Мариинском театре, но затем исчезла с российской оперной сцены, а вот сейчас появилась вновь. Когда-то она подавала надежды, говорят, даже большие, чем Нетребко, но они иссякли, очевидно, вместе с верхним регистром певицы – к сожалению, при несомненных достоинствах ее голоса, как только дело доходит до колоратур (которыми в том числе и славится опера Доницетти), Гагитэ переходит на крик. Критики, которые слушали второй состав, более ровной и удачной назвали работу Альбины Шагимуратовой, она пела Лючию во втором составе.