Красивая актриса – украшение сцены.
Фото Олеси Кочановой
Во вторник в театральном центре «На Страстном» в рамках ставшего уже традиционным фестиваля «Соло» выступала известная итальянская актриса Соня Бергамаско, без перевода она сыграла короткий 45-минутный спектакль по мотивам поэмы Стефана Малларме.
У Малларме есть поэма «Иродиада», неоконченная, из нескольких фрагментов. Не столько их пытаясь перенести на сцену, сколько отталкиваясь от мыслей французского поэта о звуке, который в поэзии ценнее смысла конкретных слов, итальянская актриса Соня Бергамаско вместе с режиссером Франческо Джоми сделали короткий – на 45 минут – спектакль в жанре «театра звука», где голос актрисы – лишь одна из красок. Звуки, доносящиеся, множащиеся, дробящиеся где-то наверху, музыка, вернее, ноты, крики, кряхтенье, короче говоря, всё, что ловит ухо, всё здесь – театр. Нам подобные эксперименты знакомы по спектаклям Валерия Фокина, сделанным в сотрудничестве с композитором Александром Бакши: многие помнят, к примеру, «Нумер в гостинице города NN», где какие-то позвякивания, скрипы, бог весть что и пугали, и завораживали, затягивали в провинциально-потусторонний мир гоголевских «Мертвых душ».
«Часто в робости твоей я замечала Грозящую красу безжалостных богинь», – говорит у Малларме Кормилица, обращаясь к юной Иродиаде. У Малларме речь об Иродиаде, которая – жена царя Ирода, в которой, как считает Малларме, и заключен порок. Она – источник кровавой драмы, в которую запутала и мужа, и дочь Саломею.
Соня Бергамаско играет мучимую желанием и желаниями Саломею, но в ней, в Саломее, конечно, прорывается страсть матери, в ее жилах, ясное дело, течет та же кровь.
Режиссер не скрывает: все, что касается слов, – на совести актрисы, за слова отвечала она, а он – за звуковую партитуру спектакля. В этом, думается, кроются проблемы этого очень плотного – с эмоциональной точки зрения – зрелища: скажем, самая сильная, кульминационная сцена, смех Саломеи-Иродиады, лишь в малой части «лежит на плечах» актрисы, «одеяло на себя» тянет синтезатор. Жаль. Глядя на актрису, проникаясь ее страшноватым, «грехоёмким» очарованием, не сомневаешься, что и эту сцену, от начала до конца, она бы сыграла сама, тогда это была бы настоящая – актерская – кульминация. Синтезатор, доигрывая за живого актера, как бы пытается скрыть несовершенную технику человеческого голоса или самой актрисы. А в случае Бергамаско, думается, таких проблем не существует, и не было необходимости подставлять ей плечо синтезатора.
Зритель видит длинные светлые волосы – до полу, черная сцена, в центре которой – зеркальное кресло, луч прожектора, попадая на него, слепит публику. Затянутая в корсет актриса, длинноногая, с обведенным яркой «пошлой» помадой ртом мгновенно вызывает в памяти образ другой итальянской актрисы и депутата, Чиччолины. Она – ужасна, но и – желанна, и актриса не скрывает: вызвать желание, самое естественное (низменное? – да как сказать...) – входит в условия игры.
У себя на родине знаменитая, поскольку много снимается в кино («Удивительные истории», «Голоса», «Эйнштейн», «Бешеная кровь», – ее снимала Лилиана Кавани, ее партнерами были Моника Беллуччи и Стефания Сандрелли, но, к сожалению, немногие из этих фильмов видели в России), она успела попасть, вероятно, в самый последний набор школы при Пикколо Театро, где актерскому мастерству их учил великий Стрелер. Еще один учитель – великий итальянский гений Кармело Бене – заставил ее поверить в бесконечные возможности голоса: Бене говорил, цитирует его актриса, что актер, который не может сыграть что-либо своим голосом, не умеет ничего... За 45 минут, которые Соня Бергамаско провела на сцене театрального центра «На Страстном», увидеть всех ее актерских талантов, пожалуй, не получилось. Но восхищение она успела вызвать. И поселить, кроме прочих, желание увидеть ее еще. Может, в кино, если повезет. Может, в театре – и необязательно в таких радикальных опытах, когда самоотверженность становится важнее многих прочих актерских умений.