Ольга Галахова Свое двадцатилетие фестиваль "Балтдом" отметил на широкую ногу. И дело не только в том, что старту самого фестиваля в конце сентября предшествовал кочевой театральный тур по странам Балтии, в который организаторы пригласили самых разных людей из самых разных сфер, помогавших становлению, продвижению "Балтдома". Но еще и в том, что здесь помнят всех, кто внес реальный вклад в дело фестиваля, вне зависимости от того, как изменился их социальный статус за эти годы, столь неустойчивые относительно карьер и творческих, и служивых людей, стараясь и отблагодарить, и привлечь к фестивальному движению и прошлых, и новых друзей.
Помимо качества, ставшего столь редким в нашей жизни, уметь помнить добрые деяния, "Балтдом" пригласил в свой "Театральный Ковчег" еще и представителей Международной ассоциации театральной критики из Мексики и Португалии, из США и Финляндии, из Румынии и Южной Кореи.
Просмотр и обсуждение театральной ситуации в Стокгольме, Риге, Таллинне, Санкт-Петербурге всей компанией формировал на этом пути еще и международное сообщество, которое совместно размышляло о настоящем и будущем театра.
Сам "Балтдом" с делал ставку в юбилейный год на те режиссерские имена, которые поддерживали своим участием не раз и не два этот фестиваль, поэтому и Эдмунтас Някрошюс привез в Питер еще раз спектакли "Отелло" и "Идиот". Римас Туминас и вовсе сыграл в северной Пальмире в последний раз "Маскарад", поставленный в Вильнюсском Малом драматическом театре. Правда, после спектакля, показанного в Питере, сказал, что, может быть, еще один самый последний раз они попрощаются с драмой Лермонтова на родине.
Однако помимо верности старым балтийским привязанностям фестиваль смотрит в сторону новых дерзких театров, неожиданных спектаклей, бросающих вызовы современному миру.
На этот раз "Балтдом" пригласил голландский театр Toneelgroep Amsterdam, который показал в Питере впечатляющий моноспектакль "Человеческий голос" Жана Кокто.
В этой совершенной драме, где право на голос отдано женщине, говорящей с возлюбленным в последний раз, женщине уже брошенной, но еще договаривающей в телефон свою, по сути, законченную love story, режиссер Иво ван Хов и актриса Халина Рейн проявляют свой, быть может, более беспощадный сюжет. Когда для неё со всей очевидностью станет ясно, что уже по телефону ей никогда не позвонит человек, с которым было прожито и пережито абсолютное счастье, когда в спектакле воздух наполняется дыханием женского отчаяния, то понимаешь, что героиня не только стоит у опасной черты. Она эту черту переступит и покончит с собой, потому что невыносимо доживать жизнь вне любви, невыносимо ворвавшееся одиночество после наполненного чувством бытия.
Эта граница между жизнью и смертью имеет в спектакле вполне конкретное сценографическое выражение. В пустом пространстве комнаты, залитой светом, мы видим героиню Кокто через столь же огромное раздвижное окно, которое, то открывается, то закрывается. Ее человеческий голос то слышен отчетливо, то приглушен. Она все время опасно задерживает свой взгляд на подоконнике, балансирует между жизнью и смертью почти машинально, сначала неотчетливо, поскольку на другом конце провода пока слышит голос возлюбленного, и его голос и удерживает её в жизни.
В комнате с голыми стенами от него остались башмаки, вещи все собраны, и он должен приехать и все забрать, узнаем мы из разговора. Она одета в спортивный костюм, хотя и говорит, что на ней то самое элегантное синее платье и туфли на шпильке. Сочинив эту милую и столь понятную ложь, буквально через минуту, она признается, что нет, она одета совсем не так. Перепады ее настроения столь разные, столь понятные, столь невыносимые, поскольку ничего нельзя изменить, а только искать малейших поводов, чтобы длить разговор, который вот-вот прекратится навсегда, играются Халиной Рейн виртуозно. Она напрочь лишает свою героиню какой-либо сентиментальности, но то, как она стремительно бежит к телефону, как восхищенно и заворожено слушает его голос, зримо доказывает, что ее героиня любит бесконечно, на всю жизнь, до конца, что для нее невозможна ситуация замены, невозможна пустота, которая вот-вот возникнет в душе. Актриса играет в этом телефонном разговоре и былое счастье, то бесконечно радостное прошлое, и отчаяние наступающего одиночества, и бессилие, и благородство, поскольку мужественно осознает, что её разлюбили, и ничего тут не поправить.
Она вспомнит о своем элегантном платье синем платье и черных шпильках, которые наденет, распустит волосы и превратится из неприбранной женщины в красавицу, глядя на которую только можно сказать, что нет в мире никого прекрасней, чем она. В этот момент она так думает о себе, а еще о том, что, выбросившись из окна, она будет и мертвая прекрасной. Такой он должен увидеть ее. Все остальное уже неважно.
