"Я могу интуитивно предугадать успех"

В своем театре Сергей Безруков контролирует творческую составляющую.
Фото Арсения Несходимова (НГ-фото)

Сергей Безруков открыл свою театральную компанию. Еще одна новость: 3 октября в Москве стартует уникальный театральный проект – первый интернет-театр «Свободная площадка». На сцене Театра киноактера будет исполнен музыкально-поэтический спектакль «Хулиган» с Сергеем Безруковым в главной роли, который будет в режиме прямого эфира транслироваться на интернет-портале «ТеатрТВ», где и располагается «Свободная площадка» (www.teatrtv.com). Об этом Безруков собирается подробно рассказать в четверг, 30 сентября, в Центре имени Мейерхольда. А о новой театральной компании Сергей БЕЗРУКОВ рассказал корреспонденту «НГ» Григорию ЗАСЛАВСКОМУ.

– Сергей, первый вопрос: зачем? Когда и без того столько театров, зачем себе на голову эту головную боль надо было выдумывать?

– Наверное, это мечта каждого актера – собственное дело... Понятно, когда у тебя нет своей площадки, это еще не совсем театр. Но самое главное – театр в душе... Это момент роста, когда понимаешь, что хочется что-то свое. Я остаюсь актером Театра Табакова, я его люблю, я в нем вырос. И все равно когда у тебя при этом имеется еще и свое собственное дело – это та самая независимость, которая в наше время очень нужна. Актерская профессия – особая зона риска, как любит говорить Олег Павлович, потому что сегодня ты работаешь, завтра нет. Актер все равно зависим. А когда есть свое собственное дело – это и некая гарантия того, что помимо твоей профессии ты еще будешь как-то обеспечивать свое житье-бытье. Есть еще и желание самому строить театральную политику и разобраться, что сегодня нужно зрителю. Когда колесишь по стране, то понимаешь, что люди нуждаются в театре. Сейчас антрепризные постановки порой выигрывают у спектаклей государственного репертуарного театра, потому что больше напоминают Театр, нежели спектакли иных «стационаров». Антреприза сейчас другая, времена, когда играли на стульях, прошли. Сегодняшняя антреприза – это большие сложнопостановочные спектакли.

– Но ведь это куча проблем! Хорошо – пока они счастливо проходили мимо. Надо подписывать какие-то бумаги, а потом придет какая-нибудь комиссия, и выяснится, что ты подписал то, что подписывать не нужно...

– Для этого существует директор, который отвечает за финансовую сторону, я в данном случае контролирую творческую составляющую. Труппы у нас нет, отношения строятся на разовых контрактах с актерами.

– Становясь хозяином дела, постоянно находишься в состоянии провокации: этот режиссер что-то очень многое требует, а этот косо посмотрел... Не поменять ли? Возьму другого, я же хозяин. Я уверен, что любому крупному актеру всегда нужен режиссер.

– Режиссер нужен. Тем более мне как актеру. Более того, я всегда готов к сотрудничеству и всегда готов прислушиваться. А уж насколько статус хозяина может повлиять на взаимоотношения с режиссером – все зависит, наверное, от характера и того и другого. Если все строится на доверии и взаимопонимании, то в театре может быть и два, и три лидера, даже четыре. Хотя, как показывает опыт, выживают только те театры, в которых есть жесткая централизация. Поживем – увидим.

– Опытом Миронова, опытом Меньшикова, тех хороших известных актеров, которые уже открыли свои театры, – им можно воспользоваться? Спросить у них, поговорить?

– Это сложно, у каждого свои секреты, которыми вряд ли стоит делиться. История театра, вообще история своего дела подразумевают некую конфиденциальность. Я думаю, можно наблюдать со стороны, изучая чужой опыт, и обходить те пригорки и ручейки, которые видишь. На ошибках других, понятно, учишься, но и на своих собственных, потому что от своих ошибок ты не застрахован.

– Воображаю себя руководителем такого театра, где ты и премьер, и знаменитый актер, а теперь и руководитель. Самой главной проблемой, думаю, становится – чтобы рядом на сцене были не хуже тебя...

– Успех дела от этого зависит – от равного партнерства, конечно, когда ты не закрываешь амбразуру, когда ты не один, как в хоккее, где ты – форвард, а все остальные тебе просто пасуют. Нет, нужен набор «нападающих». Думаю, сейчас в любом театре возникает проблема – собрать такую команду. Проблема в том, что любой «центрфорвард» сегодня не будет брать много работы в театре, потому что стационарный, государственный театр – это все-таки больше... некая благотворительность, для души. Деньги ты зарабатываешь другим – кино, антреприза, где платят гораздо больше. И набирать много спектаклей в театре просто-напросто невыгодно. Желание играть новые роли в родном театре, конечно, есть. Но новый спектакль – это плюс еще два-три дня в месяц в твоем и так сумасшедшем графике. Вот тебе предлагают новую роль, ты видишь – да, интересная, но... Допустим, у тебя три спектакля в театре, новая работа – это четвертый спектакль, затем пятый. А... что делать с остальной работой?

– Зачем тогда вообще играть в театре?

– Я понимаю, что при наличии своего дела, огромного количества работы, съемок и так далее можно было бы пойти на вольные хлеба, как это сделали некоторые из моих коллег. Я не хочу. «Табакерка» – это дом, это семья. Сейчас у меня здесь три названия: «Похождение...», «Фигаро» и «Мудрец». От каких-то спектаклей пришлось отказаться. Например, от «Психа». Я вырос из этой роли в буквальном смысле, как и из Феликса Круля, – этим героям едва за 20. Им на смену пришли Чичиков и Фигаро. Что касается «Мудреца» – спектакль идет уже много лет, до сих пор актуален, как и сам Островский, но, если возникнет возможность уйти из этого спектакля, я готов к этому. Мне кажется, было бы правильнее ввести на роль Глумова нового актера, пусть вторым составом на первое время. Нужно дать возможность поиграть молодым, как я когда-то играл, когда пришел, например, в «Матросскую тишину» – мощный спектакль. Сначала играл маленькую роль в финале – Женьку-солдата, Потом посчастливилось сыграть и главного героя – Додика Шварца. Это опыт, который очень нужен начинающему актеру. Когда рядом с тобой уже состоявшиеся актеры, которые помогут и прикроют, и сам спектакль уже крепкий, проверенный. Я вводился, допустим, в «Затоваренную бочкотару», когда там играли уже знаменитые Мохов, Смоляков, Беляев, Германова, Тимохина, на которых я молился, когда ходил смотреть спектакли в «Табакерку». Если, допустим, ввести в «Мудреца» молодого актера, у него будет возможность получить хороший актерский опыт, а у меня – сыграть следующую роль в театре.

– Главное – не потерять актера Безрукова. А то открывают театр, а времени и азарта играть уже нет...

– Конечно, актер должен играть, а не руководить. Но можно и совмещать, главное, чтобы было желание играть. Я видел, например, с каким азартом, наслаждением Олег Павлович репетировал в «Женитьбе Фигаро» Альмавиву! Дай бог и мне в его годы сохранить это ощущение. А если его нет, может, и правда, стоит уйти... Но «Табакерка» «Табакеркой», а ведь у меня есть еще другие спектакли, в том числе и антрепризные. Есть мой любимый «Сирано» в продюсерском центре «Арт-Питер», есть «Хулиган» по Есенину. Конечно, планирую играть и в спектаклях моего дела. Сейчас у нас есть спектакль «Страсти по Емельяну», где я играю, – хохмодрама по мотивам ранних рассказов Чехова, с буффонадой, в лубочном стиле и в то же время простая человеческая история, и грустная, и веселая.

– А дальше что? Название у театра есть уже?

– Просто Театр Сергея Безрукова, и пока только один спектакль «Страсти по Емельяну». В перспективе – спектакль о Пушкине, «Страна негодяев» Есенина, постановка Александра Галина, с которым я впервые познакомился, еще будучи студентом, когда играл в спектакле по его пьесе «Крыша». Вообще я открыт для всяческих предложений и экспериментов.

– Есть какие-то обязательства перед людьми, которые дают деньги, или перед директором? Или перед собой, что, например, на протяжении года играю во всех спектаклях, потому что нужно собирать полные сборы?

– Это элементарный закон, и от него некуда деваться – ты должен платить людям зарплату. У популярности есть свои плюсы – мое участие в спектакле гарантирует кассу. Но надо стремиться к тому, чтобы сам по себе спектакль театра хорошо продавался. Главное – качество спектакля. Так происходило в «Табакерке», например, когда сам бренд говорит о том, что можно просто пойти «на театр», зная, что он не выпускает сомнительных спектаклей.

– Идея своего театра, как я понимаю, возникла после того, как возник опыт кинопродюсирования?

– Мне был необходим этот опыт. Но с фильмом история еще не закончена, нужно доснять финал. С прокатчиками, слава богу, договорились, мне уже гарантирован прокат. Прокат – это важно. Потому что иначе непонятно, для чего ты снимаешь картину, все-таки кино должен увидеть массовый зритель. Мне кажется, история у нас интересная – это сказка, в чем-то сродни шварцевским сказкам по своей философии. Как у многих, у нас была проблема с финансированием, год простоя. Но сейчас дело начинает налаживаться. Мне нужно доснять эту сказку, уж коли я взялся за эту историю, которая была, кстати, задумана здесь, в этом кафе, с режиссером Андреем Мамонтовым, с которым мы вместе снимали «Дикое счастье» по Мамину-Сибиряку на Урале...

– А это что?

– Тоже пока есть материал, на завершение которого нужны деньги. Материал хороший, в нем замечательная работа Ирины Скобцевой. Она давно не снималась в кино, но здесь играет мою мать, играет потрясающе. Замечательная работа у Андрея Мерзликина, и Миша Пореченков в эпизоде очень необычен и интересен. А история про Урал, про золотодобытчиков... Надеюсь, доведем и этот проект до ума, помогаем пока Свердловской киностудии...

– Спасаете студию?

– Я спасаю работу, которая мне дорога, которую мы с Андрюшкой сделали. А тут я поделился с ним идеей снять фильм для детей, дальше мы написали сценарий, я нашел инвесторов. Ходил к серьезным взрослым людям и рассказывал им сказку. Они дали деньги, мы начали снимать.

– Может, и мне расскажете?

– Главный герой – 14-летний пацан, это кино про подростков, о том, чего они в жизни хотят, к чему стремятся, но не назидательно, конечно. Нравоучения в их возрасте не воспринимаются. Сейчас большая нехватка отечественного детского кино. Есть «Уолт Дисней» на этом рынке, они очень крепко стоят на ногах и даже заявляют, что во всем мире только они могут делать продукцию для детей и молодежи. А мы что? Ролан Антонович Быков, гениальный актер, был последний, единственный, кто у нас боролся за наше детское кино. Но его уже нет. Мы хотим попробовать. Хотя трудности, бесспорно, есть. Уже то, что мы стояли целый год, о многом говорит. А есть те, кто и на пять лет замораживает свои проекты. Выжить мне, как ни странно, помог Театр Сергея Безрукова. Я заморозил проект на год, но мы смогли сохранить людей, которые над ним работают. Не всех, конечно, но основной состав остался. А это все зарплаты, аренда помещения. Конечно, ситуация в отечественном кино сейчас не простая.

– Что вас обоих – вас и Табакова – сейчас заставляет играть в спектакле «Амадей»?

– (Смеется.) Предлагаете перейти на роль Сальери? Не пойду! Честно, не могу, что-то внутри сопротивляется, может, оттого, что уже 13 лет играю Моцарта. Я начал его играть в 24 года, а по пьесе ему 25. Там есть реплика: «Сколько вам лет?» – «Мне – 25». Мне сейчас 36, а Моцарт умер, когда ему было 35. Думаю, пора заканчивать (смеется). Сколько раз я ловил себя на мысли, что природа Моцарта, такая интуитивная, непредсказуемая, чуждая расчета, мне сродни. Сальери просчитывает, он математик, он «поверяет алгеброй гармонию», а у меня по математике даже в школе было не очень хорошо. Даже в своем театре я худрук, а не директор. И кино, и мой театр – это все возникло из творческого желания попробовать себя в новом качестве, если хотите – в новой роли. Всегда полагаюсь на интуицию, азарт. Я могу интуитивно предугадать успех, но просчитать его порой невозможно даже самому гениальному Сальери. Что ж, поживем – увидим...