Дарья Курдюкова
Булавка для шляпы «Осы и скабиоза», 1899–1900. Копенгаген, Датский музей искусства и дизайна.
Фото предоставлено организаторами выставки
В России это первая основательная выставка одного из главных ювелиров ар-нуво и именитого мастера стекольных дел. У нас он участвовал только в коллективных показах нового искусства в Петербурге в 1899 и 1903 годах. Для нынешнего проекта, приуроченного к перекрестному Году Россия–Франция, около 170 работ собирали со всех концов света в течение трех лет. От нью-йоркского Метрополитен Музея, лиссабонского Музея Калуста Гюльбенкяна и Эрмитажа до частных собраний. По словам замдиректора Музеев Кремля Зельфиры Трегуловой, получить в год 150-летия Лалика на выставку его произведения, «пожалуй, труднее, чем живопись русского авангарда или импрессионистов – все вещи расписаны».
Показанное в Выставочном зале Успенской звонницы производит впечатление – хотя скорее всего оно будет разным.
Выходя с выставки Лалика, думаешь: говорить о нем нужно либо восторженно, либо иронично. Предприимчивость, виртуозное мастерство (в ювелирном искусстве он утвердил право на изысканность слоновой кости, рога и даже стекла) и безудержная фантазия (ну кто бы до него стал делать колье с лягушками и печать с мухой?!) заслуженно принимают дань восхищения. Меланхоличное обилие чувственных томных дев во всех возможных видах – пройдет по части иронии. Впрочем, томность, соскальзывающая в манерность, у ар-нуво была в крови. Эпоха жаждала синтеза искусств и вообще синтеза – материалов, техник и мотивов. Вдохновляясь витальностью природных форм, она обвила змеями и кузнечиками женские шеи и запустила их в пышные прически.
Благодаря Лалику Общество французских художников разглядело в ювелирке искусство и даже открыло специальную секцию декоративного искусства. Так вот, в арсенале Лалика отыщется приползший из Древнего Египта скарабей, и навеянный, вероятно, японскими гравюрами гребень с жуком на папоротнике. На него «по семейной линии» повлиял Роден (тесть Лалика был учеником знаменитого скульптора), а под влиянием самого Лалика Врубель сделал собственные эскизы гребней.
Есть Лалик-ювелир и Лалик – мастер стекольных дел. И тут вспоминается то мандельштамовское «На бледно-голубой эмали┘», то чеховское «Пава, изобрази!» из «Ионыча». Лалик как никто знал, как заставить стекло встать в позу. В нужную ему позу. После 1912 года сосредоточился исключительно на стекле и к 1925-му, к расцвету ар-деко, был уже известнейшим в мире мастером. Стекло становилось подвесками, лампами, печатями, флаконами для духов. Всем, чем могло и, казалось бы, не могло – например, фигурками автомобильных радиаторов. Лалик даже запатентовал в 1913 году изготовление таких скульптурок с подсветкой – на сей раз, правда, остается развести руками: на выставке нет примеров этого мчавшегося «в ногу» со временем искусства┘
Если эмали Лалика успешно прикидывались листьями и цветами, то его стекло могло имитировать камни. В кубке «Виноград» стеклянные гроздья медового цвета напоминают сердоликовые – «загораясь» на свету, они наполняются солнцем, одновременно наливаясь соком. И все это в металлическом обрамлении лоз – по восстановленной в XIX веке старинной венецианской технологии выдувания стекла в оправу. Оно превращалось в фазанов и павлинов, в рыцарей, в нимф и, как апофеоз, в «Ангела-стеклодува» (толстощекого путто, раздувшегося не меньше изготовляемого им шара).
Среди его заказчиц была Сара Бернар, а в зале показана трость с женщиной-стрекозой, принадлежавшая императрице Александре Федоровне. Одним из тех, кто покупал работы Лалика прямо после их создания, был Калуст Гюльбенкян – впоследствии они вошли в музейный фонд Гюльбенкяна и числятся самой знаменитой коллекцией Лалика. А крупнейшее в мире частное собрание принадлежит Шаю Бандману, который занимается Лаликом уже около 20 лет.
Кремль мастерски экспонирует декоративно-прикладное искусство, и выставка Рене Лалика объективно хороша. Другой вопрос: изысканность, которая довольно скоро начинает шатко балансировать на грани вычурной прихотливости, утомляет подчас нарочитым стремлением изображать естественность. Опасный путь – ведь если подражатели будут не столь искусны, как Лалик, и если вкус их подведет, останется два пути. В дизайн и в китч. Лалику повезло: его место зарезервировано в ранге искусства.
