Непростой хороший человек

Юбиляр Владимир Андреев.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)

Владимир Андреев – из тех, кто внушает оптимизм. Несмотря на печаль в глазах. Есть такое устойчивое выражение: еврейская грусть, – в глазах Андреева грусть не еврейская, а совершенно русская, глядя на него, понимаешь, что и такая есть и имеет право на существование. И тем не менее весь его вид, поджарая фигура, самоирония, какое-то молодечество – в том, как много он играет, плюс преподает, заведует кафедрой актерского мастерства в ГИТИСе. Смотришь на него, не веришь, что ему восемьдесят, и как-то легче жить. Это важно: актеры же – как раз те, на кого равняются, и если так, то на Андреева равняться приятно.

Он – выдающийся русский актер, без преувеличения. Что не мешает ему играть в пьесах иностранных авторов, и можно без особого труда вообразить, как точен был выбор, когда ему досталась роль Робби в спектакле по культовому уже для нескольких поколений (но тогда-то особенно!) роману Ремарка «Три товарища». Голубков в «Беге» – тоже его роль, и как хорошо, что он сыграл ее. Мятущийся русский интеллигент, растерянный интеллигент, интеллигент, пришибленный войной и эпохой, и в этих непростых обстоятельствах пытающийся обозначить границы и территорию внутренней свободы. Внутренняя свобода – его тема, недаром спутником Андреева на многие годы и до сих пор остается Леонид Зорин, чьи пьесы Андреев и ставил, и играл, и продолжает играть. Замечательно – в «Перекрестке», продолжении-окончании «Варшавской мелодии», где герои той, давней пьесы встречаются в европейском аэропорту и – хотя он не узнает Гелену – «договаривают» не сказанное когда-то.

Сложность простого человека – так еще можно обозначить и актерскую, и режиссерскую тему Андреева, – опять-таки неслучайной видится любовь его, не исчерпанная до сих пор, к Вампилову. Его герои – и как актера, и как постановщика – русские хитрецы, в своем роде иванушки-дурачки, то есть простодушные умники, душа народа – недаром он так хорош был в «Царе Максимилиане» по Ремизову, для которого также важно было разобраться в особенностях национального характера... Андреев, к слову, первый, кто пробил Вампилова в Москве – поставил в самом начале 70-х «Старшего сына», а годом позже – «Прошлым летом в Чулимске». Сложность обыкновенного шекспировского шута Фесте в «Двенадцатой ночи», которого Андреев играет без всякого грима, выходя на сцену в обычном своем костюме и начиная роль не словами Шекспира, а стихами Давида Самойлова. Андреев – из тех, увы, уже немногих актеров, кто паузу может длить, кажется, бесконечно: в каждом мгновении молчания ему есть что сказать, а зрителям – понять, о чем речь, вернее, о чем он молчит в данном случае.

«НГ»