Екатерина Барабаш
Самые жестокие пьесы европейской драматургии прошлого века – пьесы на двоих...
Кадр из фильма «Как я провел этим летом»
С последнего Берлинского кинофестиваля Алексей Попогребский уехал в большой компании – к нему и его группе присоединились три «Серебряных медведя». Григорий Добрыгин и Сергей Пускепалис, исполнители главных (и единственных) ролей, забрали «актерских» медведей, оператор Павел Костомаров – специально для него придуманного, почетного мишку «за вклад». Учитывая, что третьим персонажем фильма время от времени оказывается полярный мишка, факт обретения группой призов в виде этого зверя абсолютно естествен. Этому фильму медведи идут.
Интернет заполнен возмущенными высказываниями самозваных синефилов: «Попогребский еще в школе забил на русский язык! Почему нельзя было сказать грамотно – «Как я провел это лето»?» Если продюсер Роман Борисевич хотел повышенного внимания со стороны людей, не привыкших задумываться, – он его получил, обеспечив заранее интерес у той части публики, которая только под дулом автомата пойдет смотреть авторское кино. Сразу поясним корявость названия: матерый опытный полярник Гулыбин (Сергей Пускепалис), не слишком обремененный знанием орфографических и орфоэпических норм, упрекает своего юного напарника по метеостанции Павла (Григорий Добрыгин) – тот, мол, к работе на полярной станции не годен, ему бы потусоваться среди экстремальных красот, а потом накорябать сочинение «Как я провел этим летом». Не до грамматики старому полярному волку, не серчайте уж там┘ Впрочем, для зарубежного критика, уже отвесившего почтительные поклоны картине, все эти лингвистические пляски не важны и не понятны.
На Крайнем Севере, один на один с грозной Чукоткой, Северным Ледовитым и приданными им белыми медведями, вершат два героя скромную историю старой полярной станции. Станция свое отработала, дело близится к ее закрытию, и надо только дождаться корабля, который сможет пробиться к полярникам и забрать их в теплые дома. Павел, обалдевший от местной полярной рутины, от всего, что из дома казалось экзотикой, злится на шефа, халтурит с метеонаблюдениями и тупит перед компьютерными стрелялками. «Game over», – то и дело напоминает компьютер. Гулыбин мечтает только об одном: поскорее с женой и дочкой отправиться в Коктебель. Так и живут вдвоем, привыкнув друг к другу, кляня друг друга, раздражаясь и прощая, – как немолодые супруги в застарелом бездетном браке.
Взрыва ждешь ежесекундно. Его не может не быть не только по кинематографическим законам – два человека, отрезанных от мира, обязаны рано или поздно взорвать мир на двоих. Это вообще благодатнейший материал для художника – два человека, и некуда бежать. Взрыв провоцирует обалдевший Павел – по причинам, которые не смог бы объяснить даже он сам, он не передает Гулыбину сообщение из Центра. В сообщении том – трагическая для Гулыбина информация, и Павла можно заподозрить как в высоком гуманизме – зачем передавать, если человек все равно на таком расстоянии ничего не может сделать? – так и в банальной трусости – нести печальные вести тяжело. Одно вранье тянет за собой другое, ситуация запутывается в такой тугой узел, что даже выстрел из гулыбинского ружья не может его разрубить.
Запутываясь, конфликт пускает корни вглубь, оставляя на поверхности лишь внешние свои приметы вроде выстрелов. И без того немногословное противостояние умолкает совсем и оборачивается загадочными поступками героев, придуманными психологом по образованию Попогребским. Суть конфликта уходит на десятый план, и отныне до конца картины мы будем гадать: зачем Павел отравил гулыбинскую вяленую рыбу? Убить хотел? Или просто сделал первое попавшееся, что придумалось? А прячется он зачем? А тот, другой, – он зачем так зловеще за ним по пятам ходит?
Режиссер словно объясняет: друзья, в жизни порой один наш поступок куда интереснее, чем все киношные, вместе взятые. Наши поступки глупы, необъяснимы, немотивированны, но они живые и настоящие, тем и интересны. И тем самым словно отмахивается от всех возможных претензий к сценарию – нельзя же иметь претензии к жизни как таковой. Но жизнь – величайший драматург, она не терпит собственных драматургических несоответствий, и стать ее соавтором вряд ли кому из живущих удастся. К тому же жизнь бесконечна в отличие от фильма, и объяснение тому или иному поступку или явлению она может дать через много лет. Опять же в отличие от всякого художественного произведения. Без мотивации поступков – движущей силы всякого фильма – авторы рискуют застрять на мели. В фильме «Как я провел этим летом» авторы словно снаряжают огромный оснащенный лайнер в путешествие по подмосковной Серебрянке. И капитан профессионал, и команда сплошь из талантов, и оператор буквально чудеса творит – а зачем все это на Серебрянке-то?
